В США на это обычно отвечают, что, возможно, в древности или даже в странах, из которых бежали наши предки, все именно так и было, но в демократической стране "государство - это мы". Отцы-основатели Америки надеялись, что в условиях демократической - или, как они говорили, республиканской - формы государства права людей не будут нарушаться и ничто не будет делаться вопреки их интересам. Грустная реальность состоит в том, что мы все не можем быть государством. Большинство из нас слишком занято работой, созданием богатства, заботой о своих семьях, чтобы следить за тем, что делают правители.
Какой нормальный, занимающийся производительным трудом человек может прочитать хоть один из 1000-страничных ежегодно принимаемых Конгрессом бюджетных законопроектов, чтобы узнать, что же в нем действительно написано? Ни один американец из ста не знает, сколько он на самом деле платит налогов, потому что политики всячески пытаются замаскировать способы их взимания.
Да, у нас есть полномочия каждые четыре года или около того увольнять одних пройдох и ставить на их место новых. Однако многое понижает ценность этой власти:
Предлагаемые в избирательном бюллетене варианты мало чем отличаются друг от друга. Выбор между Клинтоном и Бушем или Клинтоном и Доулом, прямо скажем, не вдохновляет. Даже считающийся революционным Конгресс 1994 года лишь чуть-чуть замедлил темпы расширения федерального правительства.
Мы должны заключать пакетную сделку. Детское шоу Улица Сезам недавно доходчиво продемонстрировало, что это означает. Располагая тремя долларами, которые они могут потратить на цветные карандаши или сок, Маппеты и их друзья постигают премудрости избирательного процесса.
Росита: Вы считаете людей, которым нужны цветные карандаши. Затем вы считаете людей, которым нужен сок. Если большее число людей хочет сока, то все получат сок. Если больше людей хочет цветные карандаши, то все получат цветные карандаши.
Телли: Бред какой-то, но может и сработать!
Однако почему бы не разрешить каждому ребенку покупать то, что хочет именно он? Зачем для принятия такого решения нужна демократия? Какие-то общественные блага могут существовать, однако сок и цветные карандаши к ним не относятся. В реальном мире один кандидат предлагает более высокие налоги, легализацию абортов и прекращение войны во Вьетнаме; другой обещает сбалансированный бюджет, молитву в школе и эскалацию войны. А что, если вы хотите сбалансированный бюджет и уход из Вьетнама? На рынке у вас масса альтернатив; в политической жизни вы вынуждены выбирать из искусственно ограниченного числа вариантов.
Поведение людей характеризуется "рациональным незнанием", как называют этот феномен экономисты. Мы тратим свое время только на изучение того, что можем каким-то образом изменить, а на политику в действительности мы никак повлиять не можем. Вот почему более половины американцев не в состоянии назвать имени ни одного сенатора. (Я уверен, что читатели этой книги могут, но 54 процента американцев, опрошенных Washington Post, не смогли.) А почему большинство из нас не имеют ни малейшего представления, какая часть нашего федерального бюджета идет на программу "Медикэр", иностранную помощь и любую другую программу? Как сказал бизнесмен из Алабамы: "Политика меня не интересует. Я за ней не слежу... Мне нужно зарабатывать на жизнь".
Элен Гудмен, впечатлительный либеральный обозреватель, ратующая за хорошее правительство, жалуется, что ее друг потратил несколько месяцев на изучение новых машин, а она сама дотошно изучала содержание сахара, клетчатки и жира в различных зерновых хлопьях и цены на них. "Стал бы мой друг, собиравшийся покупать машину, тратить часы, проведенные за сравнением систем впрыска топлива, на сравнение национальных планов пособий по болезни? - спрашивает Гудмен. - Возможно, нет. Стала бы я посвящать время, потраченное мной на изучение зерновых хлопьев, на изучение влияния парникового эффекта на зерновые культуры? Возможно, нет".
Конечно, нет - зачем им это? Гудмен и ее друг в награду за свои усилия получат нужные им автомобили и хлопья, но какой толк в изучении национальных планов пособий по болезни? Предположим, после долгого изучения медицинских, экономических и бюрократических вопросов ее друг остановил свой выбор на каком-то конкретном плане пособий по болезни. Теперь ему необходимо изучить программы кандидатов в президенты, которые, как выяснится в итоге, содержат лишь смутные указания на то, какой план пособий по болезни они собираются вводить. В конце концов, после тщательных изысканий, наш хорошо информированный избиратель выбирает кандидата.
К сожалению, нашему избирателю не нравится позиция этого кандидата по всем остальным вопросам - проблема пакетной сделки, - однако он решает голосовать на основе отношения к здравоохранению. Его шансы повлиять на результат президентских выборов - 1 к 100 миллионам, после чего, если его кандидат победит, он столкнется с Конгрессом, имеющим совсем другое мнение по этим вопросам, и в любом случае окажется, что его кандидат вообще лицемерил. Инстинктивно понимая все это, большинство избирателей не тратят много времени на изучение государственной политики. Однако дайте тому же самому человеку три плана медицинского страхования, из которых он сам может выбирать, и есть шанс, что он потратит-таки какое-то время на их изучение.
Наконец, как отмечалось выше, высока вероятность, что кандидаты в любом случае обманывают себя или избирателей. Можно утверждать, что с 1968 года на всех президентских выборах американский народ пытался голосовать за уменьшение правительства, однако за этот период федеральный бюджет увеличился со 178 млрд. долларов до 1,6 трлн. долларов. В ходе президентских выборов 1988 года Джордж Буш сделал одно обещание, на которое все избиратели обратили внимание: "Читайте по моим губам: никаких новых налогов". А потом он их поднял. Если государство - это мы, почему оно проводит политику, против которой мы протестуем: от организации перевозки школьников и войны во Вьетнаме до огромного дефицита бюджета, более высоких, чем одобрил бы любой американец, ставок налогов и войны в Боснии?
Нет, фундаментальное различие между правителями и теми, кем правят, существует даже при демократии. Марк Твен как-то заметил: "Наверное, с цифрами и фактами в руках можно показать, что единственный специфически американский преступный класс - это Конгресс". Разумеется, наши конгрессмены не хуже своих коллег в других странах.
Одно из наиболее очаровательных и честных определений, данных когда-либо политике, содержалось в письме лорда Болинброка, лидера английских тори в XVIII веке:
Боюсь, мы пришли в зал заседаний с теми же намерениями, что и все остальные партии; что главный мотив наших действий - взять правительство страны в свои руки; что главные наши убеждения - сохранение этой власти, больше рабочих мест для нас и более широкие возможности для вознаграждения тех, кто помогал нам победить, и наказания тех, кто был к нам в оппозиции.
Либертарианцы признают, что власть портит тех, кто ее получает. Сколько политиков, какими бы добрыми ни были их намерения, могут избежать злоупотребления значительной властью современного экспансионистского правительства! Только взгляните на постоянные усилия сенатора Роберта Бёрда перевести весь фонд заработной платы федеральных служащих в Западную Виргинию или на факт совпадения многолетних щедрых пожертвований в избирательный фонд сенатора Боба Доула от Archer Daniels-Midland Corporation и его борьбы за крупные федеральные субсидии для ADM. Или обратите внимание, как перекликается с письмом Болинброка записка президентского советника, составленная после получения инструкций от Хиллари Клинтон об увольнении служащих из Транспортного отдела Белого дома: "Нам нужно убрать этих людей. Нужно привести сюда наших людей. Нам нужны места".
Особенно поразительной иллюстрацией того, что можно назвать законом Болинброка, является история губернатора штат Мэриленд Пэриса Гленденинга. Будучи избранным в 1994 году, Гленденинг казался чистым, честным, умеренным, технократически настроенным бывшим профессором.
Конечно, от него можно было ожидать создания в Мэриленде большого правительства, но по крайней мере представлялось, что это будет чистое правительство. И что он сделал, когда вступил в должность? Вот как Washington Post описывала его первый бюджет: "В качестве первого крупного шага в роли губернатора Мэриленда Пэрис Гленденинг представил свой бюджет, который бессовестно направлял большую часть расходов в три области, которые голосовали за него лучше всего: округа Монтгомери и Принц Джордж и город Балтимор. Привет от лорда Болинброка.
Через несколько дней выяснилось, что Гленденинг и его главный помощник получают десятки тысяч долларов в виде досрочных пенсионных выплат от округа Принц Джордж, которым Гленденинг руководил до своего избрания губернатором, благодаря творческому истолкованию законодательства о социальном страховании, предоставляющего право получения досрочных пенсионных пособий государственным служащим, "вынужденно оставивших" занимаемую должность.
Гленденинг решил, что его уход был "вынужденным", поскольку избираться главой округа можно два срока подряд. Кроме того, он "потребовал" отставки своих главных помощников за месяц до оставления своей должности в округе, что также сделало их жертвами "вынужденного ухода", после чего, уже занимая губернаторскую резиденцию, назначил своими главными помощниками.
Подобно кролику из рекламы батареек Energizer, денежный поезд Гленденинга двигался все дальше и дальше. В мае 1995 года губернатор попросил законодательное собрание штата выделить 1,5 млн. долларов налогоплательщиков на спасение переживавшей трудности высокотехнологичной фирмы из округа Принц Джордж, возглавлявшуюся одним из его политических приверженцев. Затем, в августе, Фрэнк Стегман, министр по труду, лицензированию и регулированию в правительстве штата, принял на работу в свое ведомство жену Теодора Кнаппа, главы кадрового департамента штата, коллеги Стегмана по правительству округа Принц Джордж.
е будучи человеком неблагодарным, Кнапп отплатил ответной услугой, порекомендовав увеличить на 10 000 долларов скудное жалованье Стегмана, составлявшее 100 542 доллара. Если так поступают политики, производящие впечатление честных людей, то представьте, на что способны остальные.