Особенность социализма состоит и в том, что инициатором его коренного преобразования выступила наиболее радикально настроенная часть правящей номенклатуры, в интерпретации М. Восленского являющейся «господствующим классом Советского Союза». Уникальность состоит в том, что никогда в истории господствующий класс за уничтожение существующей системы не выступал. И это вполне логично, так как в иной системе экономических отношений свое господствующее положение ему не дано сохранить.
Каково же происхождение и место номенклатуры в социалистическом обществе и действительно ли она являлась особым классом?
Как уже отмечалось, общенародная собственность есть одна из форм совместного присвоения средств производства, то есть одна из форм ассоциированной собственности. Последней присуще выделение в качестве особого слоя менеджеров, на профессиональном уровне управляющих объектами совместного присвоения. Происходит весьма своеобразное обособление функций управления и их носителей в качестве особого слоя.
Не составляет в этом смысле исключения и общенародная собственность. Однако, будучи высшей формой совместного присвоения, она тем более характеризуется обособлением в качестве особого социального слоя управляющих объектами общенародного присвоения. Но подобное обособление при таким масштабах совместного присвоения не лишает управленцев общего для всех членов социалистического общества статуса сособственника средств производства.
Здесь не происходит обособления собственности и управления. Обосабливается лишь управленческий труд от исполнительского. Управленческий труд становится особой разновидностью умственного труда. «Особость» советских управляющих состоит лишь в функциях, которыми они наделяются. Директор завода отнюдь не был ни фактически, ни тем более юридически собственником этого завода. И в этом смысле нет оснований выделять советскую номенклатуру как особый класс в недрах социалистического общества.
Тем более сомнительна эксплуататорская природа данного слоя. Его «привилегированное» положение отнюдь не связано с безвозмездным присвоением прибавочного продукта. Как известно, в условиях общенародного присвоения прибавочный труд присваивается совместно уже в силу того, что индивидуальная доля каждого в совместном присвоении никак не фиксировалась, в отличие, например, от акционерной, которая, также будучи одной из форм совместного присвоения, вбирает в себя индивидуальную, представленную индивидуальным пакетом акций каждого акционера.
А потому каждый из них получает соответствующую его пакету акций часть прибыли в форме дивиденда. Более высокий уровень оплаты управленческого труда, равно как и получаемые номенклатурой привилегии, имеет весьма веское экономическое обоснование. Управленческий труд по определению является более сложным, ответственным и квалифицированным относительно исполнительского, а потому вполне обоснованно и оплачивается выше.
Не уникальными были по своему происхождению и предоставлявшиеся номенклатуре привилегии. Как уже отмечалось, при социализме наряду с денежной оплатой труда существовала еще общая для всего населения система предоставления общественно значимых благ и услуг бесплатно или за символическую плату через общественные фонды потребления. Вполне естественно, что эти блага и услуги предоставлялись и номенклатуре, но не на нищенском, а на более высоком по объему и качеству уровне, в связи с чем они и получили особое название привилегий.
Но они оказались таковыми, прежде всего и по преимуществу не в силу произвола, а все по той же причине — управленческий труд обладал более высокой квалификацией, хотя, видимо, в какой-то мере безусловно имело значение и то обстоятельство, что уровень оплаты труда сама же номенклатура и устанавливала.
Но это уже проявление свойственного государству как институту противоречия, состоящего в том, что общенациональные экономические интересы, носителем которых оно выступает, и интересы государственных чиновников далеко не всегда совпадают. При определенных условиях и в определенных масштабах последние могут и возобладать. Однако мировой практикой наработан богатый опыт предотвращения такой ситуации.
Представляется, что правомерно говорить не об отношениях эксплуатации в социалистическом обществе, как это утверждали Н.Бердяев, Л.Троцкий и др., но о том, что труд номенклатуры оплачивался сполна, в то время как широкие слои населения недополучали необходимый продукт. Из этого, по существу, и не делалось особой тайны. Правящая номенклатура с первых лет социализма открыто призывала народ к сознательному ограничению текущего личного потребления в целях скорейшего построения «светлого будущего всего человечества — коммунизма», вследствие чего и была сформирована дешевая по меркам рыночной экономики рабочая сила.
Итак, номенклатура действительно занимала особое место в социальной структуре социалистического общества, не будучи при этом ни юридически, ни фактически собственником управляемых ею объектов, а следовательно, и эксплуататором трудящихся масс. Вместе с тем особое положение номенклатуры чрезвычайно стимулировало разбухание управленческого слоя далеко за пределы действительных потребностей общества, что в конечном счете вело к крайней бюрократизации системы управления советского типа, почему она и получила название административно-бюрократической. Число управляющих разного уровня и ранга на исходе социализма составляло порядка 18 млн. чел.
Статус сособственника средств производства при всей его кажущейся иллюзорности вполне устраивал трудящихся уже в силу того, что им как носителям этого статуса гарантировались всеобщая трудовая занятость и, что не менее существенно, поступление части жизненно важных материальных благ и услуг через общественные фонды потребления, преимущественно бесплатно.
Именно этим и удостоверялась реальность этого статуса при внешней видимости фактического отчуждения работника от средств производства, порожденного масштабами обобществления средств производства. Когда «все вокруг народное, все вокруг мое», то это народное и мое воспринимается вследствие этого как «ничейное», бесхозное. Самое удивительное, что такое заблуждение разделяли и разделяют даже до сих пор некоторые представители отечественной экономической науки, усматривая, в частности, и в этом мутацию социализма.
Но этот же статус сособственника все более не устраивал правящую номенклатуру, хозяйственную — прежде всего. В ее глазах такой статус был весьма уязвим, что со временем становилось все более очевидным, а потому и осязаемым.
Его уязвимость объясняется множеством обстоятельств, назовем некоторые из них:
Этими обстоятельствами во многом определялось стремление номенклатуры к углублению своей деловой самостоятельности, которую могло обеспечить лишь расширение сферы распространения товарно-денежных отношений, ограничивающих диктат сверху, позволяющих реализовать предпринимательские способности, получать более высокий уровень доходов.
Уже вследствие этого все крупные хозяйственные реформы послевоенного периода имели одну и ту же, по существу сугубо прорыночную направленность: по мере допущения товарно-денежных отношений экономическая самостоятельность хозяйствующих субъектов неизменно возрастала, границы должностных полномочий расширялись.
И, наконец, наступило время, когда по инициативе наиболее прогрессивных представителей все той же правящей номенклатуры рыночные преобразования были провозглашены в качестве официального политического курса.
Естественно, что единства в рядах номенклатуры, имея в виду ее наиболее идеологизированную часть — партийную, все же не было. Тем не менее и последняя не сумела воспрепятствовать рыночному реформированию советской экономики, в полной мере начавшемуся на исходе перестройки. Напомним в этой связи, что в Постановлении Верховного Совета СССР «О концепции перехода к регулируемой рыночной экономике в СССР», принятом 13 июня 1990 г., главное содержание предпринимаемой радикальной экономической реформы усматривалось в переходе к рыночным отношениям.
Предусматривалось принятие законов о разгосударствлении и децентрализации собственности, о земле, об арендных отношениях, о развитии малых предприятий, о предпринимательстве, об антимонопольных мероприятиях, об акционерных обществах и других товариществах, о банковской деятельности, об экономической и правовой защите здравоохранения, образования, науки и культуры и пр.
В порядке его реализации уже 25 июня было принято постановление Совмина СССР «О преобразовании производственного объединения «КамАЗ» в акционерное общество «КАМАЗ», а в июле того же года — о преобразовании Банка жилищно-коммунального хозяйства (Жилсоцбанк СССР) в акционерный коммерческий Банк социального развития («Соцбанк») и Агропромышленного банка СССР («Агропромбанк СССР») в акционерный коммерческий Агропромышленный банк (Агропромбанк).
Рыночное реформирование российской экономики открывало безграничные возможности для превращения бывшей номенклатуры в подлинных собственников управляемых ими объектов государственной собственности, к чему она осознанно или интуитивно стремилась. Отнюдь не всем представителям номенклатурного клана удалось успешно совершить такую метаморфозу, а лишь наиболее удачливым, энергичным, предприимчивым, способным адаптироваться к принципиально иным рыночным условиям. Тем не менее, по данным многочисленных социологических обследований, более 60% нового класса собственников является выходцами из рядов советской номенклатуры.
Однако новый класс собственников рекрутируется отнюдь не только за счет бывшей номенклатуры, но и других слоев населения, личностно сильных и жизнестойких, оказавшихся способными ориентироваться в новой среде обитания, успешно участвовать в жесткой конкурентной борьбе за овладение наиболее привлекательными объектами государственной собственности, принимать адекватные экстремальным условиям решения, выполнять функции собственников.
Что же касается широких слоев населения, то, окончательно утратив иллюзии относительно «светлого коммунистического будущего», оно тем не менее не склонно было к социальным протестам уже вследствие сформированной в предшествующий период — период всеобщего тотального контроля со стороны репрессивных органов — социальной пассивности. К тому же, в полной мере испытывая все тяготы дефицитной экономики, оно тем не менее имело мощные социальные гарантии в виде всеобщей трудовой занятости и поступлений из общественных фондов потребления.
Вместе с тем оно и не воспрепятствовало начавшимся радикальным преобразованиям по многим обстоятельствам. Немаловажным было то, что трудящиеся действительно не ощущали себя собственниками средств производства и в этом смысле, по крайней мере на первый взгляд, ничего не теряли.
К тому же говорилось о преобразовании плановой экономики в рыночную, что в представлении широких масс отнюдь не отождествлялось с переходом к капитализму, крайне негативное отношение к которому было сформировано агитационно-пропагандистской работой советских лет. Под воздействием всех этих факторов переход совершился без особых и столь ожидаемых социальных потрясений.
Осознание трудящимися в полной мере реальности статуса сособственника, как это нередко случается, пришло лишь с его безвозвратной утратой: ныне никто не гарантирует всеобщей занятости, в агонизирующем состоянии находится система общественных фондов потребления, на повестке дня — реформа ЖКХ и полная оплата коммунальных услуг. Ностальгия по утраченному нашла выражение в неизменной поддержке на всех выборах 90-х годов КПРФ.
Но и последняя, имея доминирующую в Государственной думе фракцию, на протяжении всех этих лет всерьез не озадачивалась проблемами реставрации социализма, что объективно было к лучшему. Как показывает опыт развитых стран, рыночные преобразования соответствуют интересам отнюдь не только бывшей номенклатуры, не только «новых русских», но и общества в целом.
Как еще в 20-е годы утверждал проф. Н.Д. Кондратьев, «нерыночная экономика не может быть эффективной», а следовательно, не способна обеспечивать рост благосостояния членов общества. А потому и нет веских оснований сталкивать лбами вновь нарождающиеся классы собственников и наемных работников в соответствии с догмами советских лет. Социальные конфликты вовсе не обязательно должны принимать крайние формы, есть множество способов их весьма эффективного разрешения.
Социалистический эксперимент планетарного по своему значению характера в полной мере выявил экономическую несостоятельность всеобщего обобществления средств производства, безраздельного господства общенародной собственности, выступающей в юридической оболочке государственной, вследствие ее несовместимости с НТП. Такая несовместимость наиболее зримо проявилась в преобладании экстенсивного типа экономического роста на протяжении всех лет социализма.
Но такой рост обладает ограниченным потенциалом повышения народного благосостояния — при том, что последнее провозглашалось «высшей целью социализма». Вместе с тем данная система порождала массовую нищету, выстраивала народ в бесконечные очереди за самым необходимым, формировала социальных иждивенцев, клептоманов, бездельников, хронических алкоголиков, порождала атмосферу всеобщего страха перед карающей рукой государства, разрушала нравственную среду, гасила предпринимательскую инициативу. И в качестве таковой она действительно приемлема для людей бездарных, безынициативных, нищих и убогих духом, для деклассированных и паразитических элементов, ряды которых ею были значительно пополнены.
Принцип социального равенства наиболее близок нищему населению, а потому и идеи социализма наиболее популярны в странах с низким жизненным уровнем. Между тем как не вспомнить слова русского историка Н.Карамзина, утверждавшего, что «причины своих удач и неудач следует искать не во внешних обстоятельствах, не в плохой власти, но прежде всего каждому — в самом себе».
Значимость этого эксперимента определяется и актуальностью вопроса о границах государственного присутствия в современной рыночной экономике, характеризующейся многообразием форм собственности, одной из которых является государственная. Случается чрезмерное огосударствление экономики, примером чего может служить приватизация государственной собственности, проведенная в последние десятилетия в развитых и развивающихся странах, начатая Англией в 1978 г.
Такая приватизация была направлена на оптимизацию соотношения форм собственности в рамках их современного многообразия, без чего невозможно обеспечивать повышение эффективности функционирования национальной экономики. Соотношение форм собственности отнюдь не в пользу государственной изменяется и в процессе реформирования китайской экономики, хотя официально приватизации как таковой там не проводилось. Разгосударствление национальной экономики достигалось в КНР иными способами и методами.