Свобода и ее необходимое проявление в печати. Идеальное и материальное, сущность и явление. Природа государства и его отношение к частным интересам. Проблема объективной закономерности - страница 2


Итак, буржуазное общество тоже представляет собой «мир разделенного человечества». В этой связи Маркс иронически замечает: «если в природном животном мире рабочие пчелы убивают трутней, то в духовном животном мире, наоборот, трутни убивают рабочих пчел - убивают их, изнуряя работой». Буржуазное общество, следовательно, оказалось неспособным покончить с феодализмом: оно возрождает его в новом виде. Эта точка зрения специфическим образом характеризует позицию революционного демократа, идущего дальше, чем либеральная буржуазия, в борьбе против феодализма.

Маркс, как видно из приведенной цитаты, противопоставляет буржуазному обществу «человеческий мир», исключающий социальное неравенство и паразитизм. Несмотря на недостаточную определенность понятий «человеческий мир» и «мир разделенного человечества», здесь намечаются коммунистические тенденции в революционно-демократическом мировоззрении Маркса. Он еще не считает необходимым упразднение частной собственности: речь идет лишь о ликвидации ее политических привилегий.

Но, говоря об истинном государстве, Маркс отнюдь не имеет в виду передовые буржуазные государства того времени. Он не считает, что английское и французское государства соответствуют понятию государства, осуществление которого возможно лишь благодаря революции, социальная природа которой еще не выяснена Марксом.

Статьи Маркса в «Рейнской газете» свидетельствуют о непрерывном усилении материалистических тенденций. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить его статью, напечатанную в октябре - начале ноября 1842 г., с его последней статьей в «Рейнской газете» (январь 1843 г.). В первой статье - о дебатах рейнского ландтага по поводу законопроекта о краже леса - аргументация носит явно идеалистический характер.

Так, Маркс утверждает, что сама природа дает как бы образец противоположности между бедностью и богатством: цветущий лес - богатство природы, засохшие ветви и деревья - ее бедность. «Это, - пишет Маркс, - физическое изображение бедности и богатства. Человеческая бедность чувствует это родство и выводит из этого чувства родства свое право собственности; она считает, что если органическое богатство природы есть заранее обеспеченный удел собственника; то бедность в природе есть зависящий от случая удел нужды». Такая аргументация, как впоследствии отмечал Маркс, свидетельствует о том, что ему еще не хватало экономических знаний.

Маркс рассматривает собираемый крестьянами валежник как неоформленную сторону собственности, качественно отличающуюся от леса как собственности владельца. По мысли Маркса, существуют предметы, которые по своей природе не образуют заранее фиксированной частной собственности. Но все дело в том, что частная собственность, как и любая форма собственности, ни в малейшей мере, как впоследствии показал Маркс, не определяется естественными свойствами предметов; собственность - не предмет, не вещь, а общественное отношение, проявляющееся в вещах.

Доводы, применяемые Марксом для защиты права крестьян собирать валежник, не касаются вопроса о происхождении собственности помещиков на лес, об экспроприации земли, находившейся в общинном владении. Эти доводы носят по преимуществу юридический характер, т. е. Маркс исходит из существующей системы права, пытаясь внутри нее найти юридическое основание, закрепляющее за крестьянами традиционное право собирать валежник. Примером такой аргументации может служить утверждение, что валежник не составляет собственности лесовладельца, поскольку собственность есть нечто заранее фиксированное, измеренное, имеющее определенную стоимость; все эти определения могут быть отнесены лишь к лесу, но не к валежнику.

«В то время как личность, в какие бы границы она ни была поставлена, всегда существует как целое, собственность существует всегда только в определенных границах, которые не только определимы, но уже определены, не только измеримы, но уже измерены. Стоимость есть гражданское бытие собственности, логическое выражение, в котором собственность впервые приобретает общественный смысл и способность передаваться от одного к другому». И далее Маркс подчеркивает, что «это объективное определение», т.е. стоимость, обусловлено «природой самого предмета», т.е. его естественными свойствами.

Если лес, говорит Маркс, есть собственность лесовладельца, то валежник не есть его собственность хотя бы уже потому, что это не лес. При сборе валежника «ничего не отделяется от собственности. Порубщик леса самовольно выносит приговор над собственностью. Собиратель же валежника лишь приводит в исполнение приговор, вытекающий из самой природы собственности, ибо собственник леса владеет ведь только самим деревом, а дерево уже не владеет упавшими с него ветвями».

Протестуя против применения категории кражи к сбору валежника крестьянами, Маркс доказывает, что такое расширительное толкование вполне определенного юридического понятия стирает границы между преступлением и правом. «Народ видит наказание, но не видит преступления, и именно потому, что он видит наказание там, где нет преступления, он перестает видеть преступление там, где есть наказание». Это значит, что применение права в угоду частным интересам подрывает его основу, поскольку право, по Марксу, есть необходимое выражение общих интересов всех членов общества.

Таким образом, революционный демократизм Маркса непосредственно проявляется здесь как защита права, закона против бесправия и беззакония, творимого господствующим классом помещиков. Если адвокаты княжеского и дворянского сословий разглагольствуют о священном, неприкосновенном праве частной собственности, то Маркс подчеркивает, что трудящиеся лишены этого права. Следовательно, оно не священно, не неприкосновенно, так как наличие частной собственности у одних означает отсутствие таковой у других, у массы населения.

«Если, - пишет Маркс, - всякое нарушение собственности, без различия, без более конкретного определения, есть кража, то не является ли в таком случае всякая частная собственность кражей?». Конкретизируя это многозначительное высказывание, чреватое революционными выводами, Маркс разъясняет, что частная собственность выражает противоречие между имущими и неимущими: «Разве, владея своей частной собственностью, я не исключаю из владения этой собственностью всякого другого? Разве я не нарушаю тем самым его право собственности?».

Таким образом, частная собственность есть причина существования неимущих слоев населения, причина узурпации государственной власти имущим меньшинством, следствием чего является извращение сущности государства и права. Маркс осмеивает либеральные представления о частной собственности как основе всеобщего благоденствия. Мы видим, что уже в этой статье, относящейся к концу 1842 г., критика феодальной собственности лесовладельцев начинает перерастать в критику (но пока еще не в отрицание) частной собственности вообще.

В рассматриваемой статье аргументация Маркса тесно связана с уже охарактеризованным пониманием государства как родовой, разумной сущности человека, противостоящей субъективизму отдельной личности, отдельных социальных групп и сословий. С этой точки зрения законопроект, который отражает интересы меньшинства, противоположные интересам большей части общества, носит противогосударственный характер.

Интересы большинства - это, прежде всего интересы широких неимущих, обездоленных масс. Следовательно, государство по природе своей призвано противостоять частным интересам, которые Маркс называет мелочными, пошлыми, эгоистическими. Для частного интереса люди - враги, государство же рассматривает членов общества как свою плоть и кровь. «Государство должно видеть и в нарушителе лесных правил человека, живую частицу государства, в которой бьется кровь его сердца, солдата, который должен защищать родину, свидетеля, к голосу которого должен прислушиваться суд, члена общины, исполняющего общественные функции, главу семьи, существование которого священно, и, наконец, самое главное - гражданина государства».

Такова аргументация, характерная для первых статей Маркса в «Рейнской газете». Рассмотрим теперь последнюю опубликованную Марксом в этой газете статью «Оправдание мозельского корреспондента». В ней подвергается критике субъективистское воззрение, согласно которому то или иное положение дел в государстве или в отдельной его части зависит главным образом от деятельности официальных лиц, на которых возложено дело управления. Маркс показывает, что такое воззрение является предрассудком, порождаемым бюрократической системой.

Если Гегель видел в бюрократизме необходимый «всеобщий» элемент государства, то Маркс характеризует бюрократизм как форму отчуждения человека. Критика бюрократизма занимала значительное место уже в «Заметках о новейшей прусской цензурной инструкции». В статье «Оправдание мозельского корреспондента» Маркс разоблачает бюрократическую структуру государственной власти. Закон бюрократической иерархии, говорит он, и теория, согласно которой граждане делятся на две категории - на активных граждан, которые управляют, и пассивных, которыми управляют, взаимно дополняют друг друга.

Бюрократический иерархический принцип осуждает критику управления гражданами, не находящимися на соответствующей ступени иерархической лестницы, как нарушение установленного порядка и даже угрозу его существованию. Каждая бюрократическая инстанция подчиняется следующей, более высокой инстанции, которая имеет право требовать, указывать на недостатки, подвергать наказанию подчиненные ей инстанции и сама в свою очередь находится в таком же отношении к высшей ступени. В силу этого лица, не принадлежащие к бюрократической касте (а это и есть масса населения), лишены возможности оказывать влияние на управление не только государством в целом, но и любой отдельной его частью. Все дело управления монополизировано чиновниками.

Низшие административные власти, говорит Маркс, целиком полагаются на бюрократическое разумение вышестоящих; сами же они отвечают лишь за добросовестное выполнение полученных свыше указаний. Высшие административные власти вполне полагаются на своих подчиненных и судят об их деятельности по официальным служебным донесениям. Придерживаясь принципа, согласно которому сознательное и активное бытие государства воплощено в органах управления, всякий представитель власти рассматривает состояние общества, положение дел в любой провинции как результат деятельности определенных чиновников и учреждений, которым поручено управление данной сферой - хозяйственной, культурной и т.д.

Круг замыкается, народ полностью отстраняется от участия в руководстве государством, а на почве бюрократического управления возникает субъективистское представление, будто бы состояние общества зависит от назначенных управлять им чиновников. «Чиновник думает, - пишет Маркс,- что вопрос о том, все ли обстоит благополучно в его крае, есть прежде всего вопрос о том, хорошо ли он управляет краем. Хороши ли вообще самые принципы управления и самые учреждения,- этот вопрос не входит в его компетенцию, об этом могут судить только высшие сферы, обладающие более всесторонними и более глубокими знаниями об официальной природе вещей, т.е. об их связи с государством в целом». В противовес субъективистскому представлению о движущих силах общества Маркс выдвигает положение об объективной взаимообусловленности социальных явлений.

Обер-президент Рейнской провинции фон Шапер, выведенный из себя сообщениями мозельского корреспондента о бедственном положении крестьян-виноделов, видел в разоблачениях «Рейнской газеты» лишь нападки на его служебную деятельность по управлению провинцией. Маркс разъясняет, что причины бедственного положения мозельских крестьян не сводимы к нерадивости чиновников. Они коренятся в объективных отношениях, в системе, недостатки которой не могут быть исправлены чиновничьим усердием, исполнительностью, административной активностью.

Напротив, «чем усерднее и искреннее какая-нибудь администрация стремится,- в пределах уже принятых, над ней самой властвующих принципов управления и установлений,- устранить то или иное бедствие, охватившее целый край; чем упорнее это бедствие не поддается воздействию, принимая, несмотря на хорошее управление, еще более широкие размеры,- тем сильнее, искреннее и глубже будет убеждение администрации, что недуг неисцелим, что управление, т. е. государство, ничего изменить не может, что всякое изменение должно, напротив, исходить от самих управляемых».

Согласно бюрократической иллюзии, бедственное положение трудящихся (если чиновники хорошо выполняют свои обязанности) есть их собственная вина или нечто, зависящее от случайных, например, природных, обстоятельств. Всякое социальное благо имеет своим источником управление, а зло - управляемых или во всяком случае нечто, лежащее вне сферы управления. Но отсюда не следует, что управляемым разрешается какая-либо инициатива, затрагивающая основы общества. Управляемые могут лишь пытаться улучшить свое положение в рамках существующей системы.

Маркс ставит вопрос о противоречии между системой управления и реальной действительностью, развитие которой не согласуется с предписаниями системы. Бедственное положение примозельского края есть бедственное положение (т.е. несостоятельность) самой системы управления. Необходимо поэтому «раскрыть в воле действующих личностей мощное влияние общих отношений», которые, как подчеркивает Маркс, являются невидимыми и принудительными силами. «Тот, кто отказывается от этой объективной точки зрения, тот, впадая в односторонность, отдается во власть недобрых чувств к отдельным лицам, в образе которых против него выступает вся жестокость современных отношений».

Что же представляют собой эти общие, объективные, принудительные отношения, которые определяют действия отдельных лиц и составляют основную причину существующего положения вещей? Мы не находим еще у Маркса конкретной, в частности экономической, характеристики этих общественных отношений. Вопрос о производственных отношениях и их влиянии на другие сферы жизни общества еще не ставится даже в абстрактной форме. Вместе с тем очевидно, что речь идет о стихийно складывающихся общественных отношениях, которые хотя и создаются самими людьми, но создаются ими не преднамеренно и поэтому представляют собой не зависящие от их сознания и воли результаты их сознательной деятельности.

Маркс пишет: «При исследовании явлений государственной жизни слишком легко поддаются искушению упускать из виду объективную природу отношений и все объяснять волей действующих лиц. Существуют, однако, отношения, которые определяют действия как частных лиц, так и отдельных представителей власти и которые столь же независимы от них, как способ дыхания. Став с самого начала на эту объективную точку зрения, мы не будем искать добрую или злую волю попеременно то на одной, то на другой стороне, а будем видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица.

Раз доказано, что данное явление с необходимостью порождается существующими отношениями, то уже нетрудно будет установить, при каких внешних условиях оно должно было действительно осуществиться и при каких оно осуществиться не могло, несмотря на то что уже имелась потребность в нем. Это можно будет установить с той же приблизительной достоверностью, с какой химик определяет, при каких внешних условиях родственные вещества должны образовать химическое соединение».

Нельзя согласиться с теми исследователями, которые видят в этом положении материалистическое понимание общественной жизни. Но было бы еще большей ошибкой недооценивать значение этого тезиса Маркса, отчетливо выражающего намечающийся переход к материализму. Главное в нем - признание объективной реальности общественных отношений, признание последних определяющими условиями деятельности людей. Люди - следующие друг за другом поколения людей - сами создают объективные условия, которые определяют физиономию общества. Следующий решающий шаг к историческому материализму - выделение из совокупности общественных отношений производственных отношений.

В приведенном высказывании Маркс ограничивается пока еще аналогией с природными процессами. Это не значит, конечно, что Маркс натуралистически понимает общественные явления. Аналогия подчеркивает лишь исходную гносеологическую посылку: признание существования объективных общественных отношений. Но откуда проистекает эта объективность? Маркс решает этот вопрос пока еще в самой общей форме: объективность явлений общественной жизни, т.е. явлений, порождаемых человеческой деятельностью, есть результат взаимодействия между людьми.

Взаимодействие между людьми в процессе производства, отношение деятельности, совершающейся в данное время, к деятельности, имевшей место в прошлом и овеществившейся в результатах человеческого труда,- все это еще не является предметом исследования. Поэтому общая постановка вопроса об объективности социальных отношений не есть еще материалистический взгляд на общество.

Таким образом, приведенное положение из последней статьи Маркса в «Рейнской газете» можно рассматривать как итог его идейного развития на данном этапе. Если в других, ранее опубликованных статьях речь шла о духовной природе правовых, государственных институций, то здесь благодаря подчеркиванию объективной природы общественных отношений намечается подход к материалистическому пониманию истории.

В предыдущем разделе мы рассмотрели отношение Маркса к Фейербаху в связи с вопросом о социальном содержании религии. Анализ взглядов Маркса на сущность государства и права показывает, что он уже в 1842-1843 гг. превосходит своего выдающегося современника и в постановке некоторых других вопросов.

Маркс подвергает революционной критике существующие в Германии социально-экономические отношения, связывает философские проблемы с конкретными политическими вопросами; от его статей веет духом классовой борьбы. «Афоризмы Фейербаха, - говорит он в письме к А. Руге от 13 марта 1843 г., - не удовлетворяют меня лишь в том отношении, что он слишком много напирает на природу и слишком мало - на политику. Между тем это - единственный союз, благодаря которому теперешняя философия может стать истиной».

Маркс указывает: лишь в том отношении. Иными словами, в других отношениях афоризмы Фейербаха его удовлетворяют. Поэтому в том же письме Маркс замечает: «Но все наладится, как это было в XVI столетии, когда рядом с энтузиастами природы существовали и энтузиасты государства» (там же). Маркс, следовательно, указывает не столько на заблуждение Фейербаха, сколько на недостаточность фейербаховской постановки вопроса. И все же замечание Маркса имплицитно заключает в себе критику антропологического принципа. Ведь, обосновывая союз философии с революционной политикой, Маркс подчеркивает, что лишь на этом пути «теперешняя философия может стать истиной». Замечание в высшей степени серьезное?

Было бы, однако, заблуждением полагать, что Маркс, не став еще материалистом, уже преодолел антропологический материализм Фейербаха, влияние которого чувствуется в его статьях в «Рейнской газете». Так, в одной из них утверждается, что «человек всегда считает высшим существом то, что составляет его истинную сущность». Это один из исходных тезисов Фейербаха в его критике религии. В другом месте Маркс замечает: «руки и ноги становятся человеческими руками и ногами лишь благодаря голове, которой они служат».

Предвосхищая последующее исследование, можно сказать, что влияние Фейербаха на Маркса усиливается в 1843-1844 гг., когда Маркс становится материалистом, а преодолевается оно в ходе разработки основных положений материалистического понимания истории.

Страницы: [1] [2]