Мы показали, что упразднение отчужденного труда, переход от частной собственности к «истинно человеческой», или общественной, собственности Маркс рассматривает как необходимый результат развития сущностных, родовых сил человека. Но это лишь одна, философско-историческая сторона его исследования. Другая, не менее важная его сторона, экономическая, - анализ развития противоречия между трудом и капиталом.
Капитал и труд составляют единство противоположностей, в котором одна сторона постоянно воспроизводит другую. В этом отношении противоположностей «рабочий имеет несчастье быть живым и потому терпящим нужду капиталом, который в тот момент, когда он не работает, теряет свои проценты, а тем самым и свое существование. В качестве капитала стоимость рабочего возрастает в зависимости от спроса к предложения, да и физически его существование, его жизнь рассматривались и рассматриваются как предложение товара, как это происходит с любым другим товаром.
Рабочий производит капитал, капитал производит рабочего, следовательно, рабочий производит самого себя и продуктом всего этого движения является человек как рабочий, как товар». Понятийная форма цитируемого положения еще неудовлетворительна с точки зрения политической экономии марксизма, которая находится лишь в процессе становления. Здесь не проводится различия между рабочим, трудом, рабочей силой. Рабочий характеризуется то как капитал, то как товар. При этом говорится о стоимости рабочего, в то время как речь должна идти лишь о стоимости рабочей силы, являющейся специфическим товаром, но отнюдь не капиталом.
Противоположность труда и капитала, с точки зрения Маркса, есть высшая ступень развития противоречия, внутренне присущего частной собственности. На это противоречие косвенно указывают и буржуазные экономисты, когда они характеризуют труд как сущность частной собственности, игнорируя тот очевиднейший факт, что эта сущность и то, сущностью чего она является, образуют противоположные полюсы экономической жизни капиталистического общества. Тот, кто трудится, лишен частной собственности, т.е. того, что он производит.
Он и трудится лишь потому, что лишен частной собственности, в то время как частный собственник не трудится именно потому, что и не трудясь он присваивает продукты труда. Классовая ограниченность буржуазной политической экономии ярко сказывается в том, что, объявив труд сущностью частной собственности, признав тем самым последнюю атрибутом человека, она считает естественным существование неимущих пролетариев.
Буржуазная политическая экономия отмечает противоположность между собственностью и отсутствием собственности, игнорируя взаимообусловленность того и другого, развитие этого противоречия, которое закономерно превращается в антагонизм между трудом и капиталом. Между тем этот антагонизм развивается, углубляется. И частная собственность благодаря этому развитию выступает как «энергичная, побуждающая к разрешению этого противоречия».
Показав иллюзорную форму, в которой противоречие между трудом и капиталом осознается буржуазной политической экономией, Маркс выясняет далее, как объективная необходимость разрешения. этого противоречия отражается в учении утопических социалистов и коммунистов. Внимание Маркса в особенности привлекает так называемый уравнительный коммунизм, поскольку он гораздо решительнее, чем другие утопические учения, отрицает частную собственность. И все же это отрицание вследствие крайне ограниченного понимания задач коммунистического преобразования носит крайне упрощенный характер, совершенно неприемлемый для Маркса.
Главной целью человека считается обладание вещами. Поэтому принцип уравнительного коммунизма - «всеобщая частная собственность», или равное право всех на существующую частную собственность. Отсюда сведение человеческих потребностей к минимуму, аскетизм, игнорирование индивидуальных различий, способностей, талантов. «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием».
Маркс критикует уравнительный коммунизм также за отрицание культуры, цивилизации, за проповедь «возврата к неестественной простоте бедного и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее». Последнее замечание Маркса позволяет понять, что уравнительный коммунизм не имеет еще представления о материальных предпосылках социализма, которые складываются в ходе развития капитализма, следовательно, на основе частной собственности на средства производства.
Поскольку этот коммунизм «еще не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг еще человеческой природы потребности, то он тоже еще находится в плену у частной собственности и заражен ею».
Уравнительному коммунизму Маркс противопоставляет «положительное упразднение частной собственности», которое предполагает всестороннее развитие сущностных сил человека, а следовательно, и материального производства.
При капитализме «вместе с ростом массы предметов растет царство чуждых сущностей, под игом которых находится человек». Поэтому «расширение круга продуктов и потребностей становится изобретательным и всегда расчетливым рабом нечеловечных, рафинированных, неестественных и надуманных вожделений». Частная собственность не умеет превращать грубую потребность в человеческую потребность; если она, например, изощряет потребности, то превращает их в прихоти, причуды и т. п. Только при социализме богатство потребностей человека приобретает действительно человеческое значение, ибо социализм превращает новые виды и предметы производства в «новое проявление человеческой сущностной силы и новое обогащение человеческого существа».
Общественное производство есть не только создание вещей, удовлетворяющих определенные потребности. Существует и духовное производство, которое благодаря упразднению частной собственности перестает быть производством духовного отчуждения и становится производством духовного общения, единства, коллективизма.
«Религия, семья, государство, право, мораль, наука, искусство и т.д., - пишет Маркс, - суть лишь особые виды производства и подчиняются его всеобщему закону. Поэтому положительное упразднение частной собственности, как присвоение человеческой жизни, есть положительное упразднение всякого отчуждения, т.е. возвращение человека из религии, семьи, государства и т.д. к своему человеческому, т.е. общественному бытию».
Частная собственность, обладание вообще - лишь одна из форм присвоения человеком предметов природы и человеческой деятельности. Доминирующее значение, которое приобрело чувство обладания, стремление к обладанию, свидетельствует об отчуждении других человеческих чувств. «Частная собственность сделала нас. столь глупыми и односторонними, что какой-нибудь предмет является нашим лишь тогда, когда мы им обладаем». Между тем «чувственное присвоение человеком и для человека человеческой сущности и человеческой жизни, предметного человека и человеческих произведений, надо понимать не только в смысле непосредственного, одностороннего пользования вещью, не только в смысле владения, обладания».
Благодаря переходу к общественной собственности и развитию этой качественно новой основы жизни людей всесторонне развертывается многообразие возможных форм присвоения человеком природы и человеческой деятельности. «Человек присваивает себе свою всестороннюю сущность всесторонним образом, следовательно, как целостный человек». В этих положениях Маркса - философское осмысление сущности гуманистического переустройства общества, которое Маркс называет коммунизмом.
Человек есть существо общественное, разъясняет Маркс. Этот тезис настойчиво пропагандировал и Фейербах, для которого общественная, родовая сущность индивида состоит в его антропологическом единстве со всеми другими индивидами. Маркс в отличие от Фейербаха считает специфической, родовой, определяющей формой деятельности людей общественное производство. Оно образует основу всех других форм деятельности индивида, которые поэтому также носят общественный характер.
Даже и тогда, пишет Маркс, «когда я занимаюсь научной и т.п. деятельностью, - деятельностью, которую я только в редких случаях могу осуществлять в непосредственном общении с другими, - даже и тогда я занят общественной деятельностью, потому что я действую как человек. Мне не только дан, в качестве общественного продукта, материал для моей деятельности - даже и сам язык, на котором работает мыслитель, - но и мое собственное бытие есть общественная деятельность; а потому и то, что я делаю из моей особы, я делаю из себя для общества, сознавая себя как общественное существо». Не следует, поэтому противопоставлять «общество» как абстракцию индивиду, который сам есть общественное существо. Индивидуальное отличается от общественного как особенное проявление родовой жизни, а последняя есть всеобщая индивидуальная жизнь.
Человек всегда был общественным существом. Значит ли это, что при переходе от капитализма к социализму общественная природа человека не подвергается изменению? Нет, благодаря «положительному упразднению частной собственности» и ликвидации отчуждения человек становится подлинно общественным существом, т.е. его сущность проявляется адекватным образом, так как она уже не отчуждается в форме денег, товара, частной собственности.
Следует особенно подчеркнуть, что Маркс и Энгельс говорят о положительном упразднении частной собственности на средства производства. Это значит, во-первых, что ее упразднение предполагает такой высокий уровень производительных сил, такой уровень их капиталистического обобществления, т.е. концентрации и централизации капитала, что частная собственность на средства производства становится экономически несостоятельной, нерентабельной, невыгодной для собственника, который становится неконкурентноспособным по сравнению с акционерными компаниями, акумулирующими сбережения миллионов акционеров. Поэтому Маркс в «Капитале» характеризует такие акционерные компании как упразднение частной собственности на средства производства в рамках капитализма.
Во-вторых, упразднение частной собственности понимается Марксом и Энгельсом отнюдь не как ее запрещение, отмена, конфискация, а как объективный естественно-исторический процесс, который скорее может быть охарактеризован как ее отмирание. Однако это вовсе не значит, что совсем не останется частных собственников на средства производства. Представьте себе винодела, у которого свой виноградник, свой погреб, где выдерживается годами вино или виноградный спирт. Такое особенное индивидуальное производство, в котором производится особенное вино, коньяк или бренди должно, по-видимому, сохраняться благодаря своей особенной индивидуальности.
То же относится и к некоторым другим видам производства, которые на всем протяжении капитализма сохраняют свой кустарный характер. Общественная собственность на средства производства вполне совместима с такой частной собственностью, которая благодаря своему индивидуальному характеру, таланту, мастерству производителя оказывается не просто конкурентоспособной, но в известном смысле монопольной, уникальной, как, например, мастерство художника, музыканта и т.д.
То обстоятельство, что Маркс и Энгельс не занимались разъяснением этих подробностей, не должно быть основанием для упрощенного понимания воззрений этих мыслителей.
Частнособственническое общество ограничивает, обедняет чувственную жизнь человека, т.е. его непосредственное отношение к природе и к другим людям. Для изголодавшегося человека, говорит Маркс, не существует человеческой формы пищи, он поглощает ее как животное. Удрученный заботами человек безразличен к прекрасному. Это относится не только к рабочему, отягченному непосильным трудом, но и к капиталисту, все чувства которого тонут в жажде наживы. Необходимо, следовательно, очеловечить человеческие чувства соответственно всему богатству человеческой сущности.
Развитие общественной собственности создает материальные предпосылки для всестороннего развития и духовного обогащения личности. Благодаря этому «на место экономического богатства и экономической нищеты становятся богатый человек и богатая человеческая потребность. Богатый человек - это в то же время человек, нуждающийся во всей полноте человеческих проявлений жизни, человек, в котором его собственное осуществление выступает как внутренняя необходимость, как нужда».
В частнособственническом обществе богатство человека - это главным образом принадлежащие ему вещи, товары, капитал. В обществе будущего, которое Маркс называет «общественным состоянием», богатство общества и каждого его члена - это прежде всего всестороннее развитие человеческих способностей, «сущностных сил». В мире частной собственности мерилом богатства является количество овеществленного труда, в «общественном состоянии» мерилом производимого богатства будет степень развития и применения человеческих способностей, знаний, науки.
Естественные науки, говорит Маркс, достигли выдающихся успехов и стали могущественным фактором не только в области просвещения, но и в области производства. Естествознание практически, через посредство промышленности, «ворвалось в человеческую жизнь, преобразовало ее и подготовило человеческую эмансипацию, хотя непосредственно оно вынуждено было довершить обесчеловечивание человеческих отношений». Человеческая эмансипация, т.е. социалистическое переустройство общественной жизни, создавая новую экономическую основу общества, представляет собой всестороннее освобождение человека: «уничтожение частной собственности означает полную эмансипацию всех человеческих чувств и свойств; но оно является этой эмансипацией именно потому, что чувства и свойства эти стали человеческими как в субъективном, так и в объективном смысле.
Глаз стал человеческим глазом точно так же, как его объект стал общественным, человеческим объектом, созданным человеком для человека. Поэтому чувства непосредственно в своей практике стали теоретиками. Они имеют отношение к вещи ради вещи, но сама эта вещь есть предметное человеческое отношение к самой себе и к человеку, и наоборот. Вследствие этого потребность и пользование вещью утратили свою эгоистическую природу, а природа утратила свою голую полезность, так как польза стала человеческой пользой». В этом утверждении многое нуждается в разъяснении, несмотря на то, что Маркс с помощью курсива логически акцентирует главное. Как понимать то, что чувства в результате коммунистического преобразования становятся человеческими чувствами? Разве они не были человеческими до этого? В каком смысле объекты человеческой деятельности становятся человеческими объектами?
Антропологическая форма изложения, отсутствие развернутого исторического (основанного на анализе исторически определенных эпох в развитии человечества) анализа общественных явлений, концепция отчуждения и самоотчуждения, согласно которой отношения, господствующие в предшествующую «общественному состоянию» эпоху, являются чуждыми человеку и, следовательно, извращенными, нечеловеческими отношениями, элементы абстрактного, фейербаховского понимания сущности человека - все это затемняет глубокий смысл приведенного положения.
Тем не менее, его анализ позволяет понять, что термином «человеческий» обозначается всестороннее развитие сущностных сил человека как общественного существа.
Маркс подчеркивает, и, конечно, не без основания (хотя и с некоторыми преувеличениями в духе Фейербаха), что торжество гуманизма и подлинное развитие человеческой личности необходимо проявляются как богатство чувственной жизни. «Вот почему чувства общественного человека суть иные чувства, чем чувства необщественного человека». Необщественным человеком Маркс называет здесь члена буржуазного общества. Но как это согласуется с тезисом Маркса, что человек по природе существо общественное? Противоречие между социальностью и асоциальностью в человеке объясняется Марксом тем, что человеческая природа извращена частной собственностью. Поэтому Маркс и определяет будущее общество как «реинтеграцию или возвращение человека к самому себе, как уничтожение человеческого самоотчуждения».
Это значит, что «необщественный человек» - отчужденный человек. Коммунизм характеризуется поэтому как восстановление подлинной человеческой сущности. Такое понимание человека еще не вполне порывает с антропологизмом и традициями просветительского учения о человеческой сущности как изначально данной во всей своей определенности, но деформируемой «неистинным» устройством общественной жизни. Лишь отказ от универсализации категории отчуждения кладет конец этой «эссенциалистской» тенденции и позволяет понять сущность человека не как нечто уже заданное, предшествующее истории, а как совокупность исторически изменяющихся общественных отношений.
Маркс еще не называет свое учение коммунизмом, хотя и применяет иногда этот термин (так же как и термин «социализм») для характеристики будущего общественного строя. Создаваемую им научную теорию освободительного движения пролетариата Маркс называет завершенным натурализмом. Это не значит, что он отвергает понятие коммунизма. Маркс противопоставляет уравнительному утопическому коммунизму понятие «общественного состояния», которое определяется как «действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он - решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение».
Критики марксизма, основываясь на этой и некоторых других формулировках, встречающихся в ранних работах Маркса, формулировках, недостаточно корректных с точки зрения зрелого марксизма, приписывают Марксу антидиалектическое утверждение, будто коммунизм означает окончательное разрешение всех возможных социальных проблем, прекращение дальнейшего развития общества. В действительности же рукописи 1844 г. убедительно доказывают, что положительное упразднение частной собственности является не конечной целью всемирной истории, а основой последующего прогрессивного развития человечества.
Следует, однако, иметь в виду, что Маркс, определяя свое учение не столько как коммунизм, сколько как реальный гуманизм, соответственно рассматривает коммунизм (и социализм) как путь к завершению гуманизма. «Социализм есть положительное, уже не опосредствуемое отрицанием религии самосознание человека, подобно тому как действительная жизнь есть положительная действительность человека уже не опосредуемая отрицанием частной собственности, коммунизмом.
Коммунизм есть позиция как отрицание отрицания, поэтому он является действительным, для ближайшего этапа исторического развития необходимым моментом эмансипации и обратного отвоевания человека. Коммунизм есть необходимая форма и энергический принцип ближайшего будущего, но как таковой коммунизм не есть цель человеческого развития, форма человеческого общества». Это положение Маркса представляется, во всяком случае, на первый взгляд, непонятным. Маркс, обосновывающий историческую необходимость положительного упразднения частной собственности, не считает коммунизм целью общественного развития.
Это, на мой взгляд, следует прежде всего, понимать в том смысле, что Маркс отвергает теологическую концепцию истории человечества. Но суть дела не только в этом. Маркс отвергает, во-первых, утопический коммунизм и подвергает отрицанию упрощенный (также утопический) коммунизм. Его собственная коммунистическая теория находится в процессе становления. Высоко оценивая коммунизм как социальный проект, Маркс еще не называет себя коммунистом, предпочитая иное наименование своих воззрений: реальный гуманизм. Не только в рассматриваемых рукописях, но и в опубликованном год спустя труде «Святое семейство», Маркс (и Энгельс) называют себя не коммунистами, а реальными гуманистами. Это проливает дополнительный свет на важнейшее, существеннейшее содержание их учения, которое позднее стало называться коммунизмом.
Коммунизм, разъясняет Маркс, «в качестве снятия частной собственности, означает требование действительно человеческой жизни, как неотъемлемой собственности человека, означает становление практического гуманизма». Становление практического гуманизма предполагает практический революционный акт. «Для уничтожения идеи частной собственности вполне достаточно идеи коммунизма. Для уничтожения же частной собственности в реальной действительности требуется действительное коммунистическое действие. История принесет с собою это коммунистическое действие, и то движение, которое мы в мыслях уже познали как само себя снимающее, будет проделывать в действительности весьма трудный и длительный процесс».
Стало быть, недостаточно лишь осознать отчуждение: от этого оно не устраняется, а становится еще более осязаемым. Отчуждение должно быть уничтожено практически; в этом задача освободительной борьбы рабочего класса, в ходе которой пролетарии возвышаются над ограниченностью буржуазного общества, разъединяющего людей и противопоставляющего их друг другу. Человеческое братство в устах пролетариев «не фраза, а истина, и с их загрубелых от труда лиц на нас сияет человеческое благородство».
Некоторые критики марксизма, ограничиваясь лишь рассмотрением «Экономическо-философских рукописей 1844 г.», приходят к выводу, что основным философским понятием марксизма является понятие отчуждения. Так, П. Барч, например, утверждает: «Уже поверхностное рассмотрение марксизма показывает, что он распадается на политическое и философское учения. Если центральным понятием политического марксизма является понятие эксплуатации человека человеком, то центральным понятием философского марксизма является понятие отчуждения».
Г. Барч, как он сам признается, ограничивается поверхностным рассмотрением марксизма, поскольку он не идет дальше парижских рукописей 1844 г. Между тем достаточно рассмотреть даже такие ранние произведения Маркса и Энгельса, как «Святое семейство» и «Немецкая идеология», чтобы стала очевидной несостоятельность сделанного Барчем вывода.
«Экономическо-философские рукописи 1844 года» теоретически подытоживаются выводом: освободительная борьба пролетариата объективно обусловлена экономической структурой капитализма: «все революционное движение находит себе как эмпирическую, так и теоретическую основу в движении частной собственности, в экономике».
Таким образом, преодоление ограниченности утопического коммунизма и социализма и материалистическое обоснование коммунистического идеала составляют для Маркса в сущности единую задачу.