Уже в работах революционно-демократического периода Маркс и Энгельс высказывали мысль, что Германия находится накануне революции. Но тогда у них еще не могло быть понимания социально-экономического содержания назревающей революции. Теперь же, в 1846-1847 гг., они говорят о неизбежности буржуазной революции. Такая постановка вопроса наглядно выражает новую ступень формирования марксизма, которая предполагает научное понимание классовой структуры общества, закономерностей перехода от одной общественно-экономической исторической эпохи к другой.
Разумеется, они обсуждают вопрос о противоположности между буржуазной и социалистической революцией. Если понятие буржуазной (антифеодальной) революции вполне определенно, конкретно, содержательно, то понятие социалистической (антикапиталистической) революции - утопическая сторона мировоззрения основоположников марксизма.
Маркс и Энгельс утверждают, что немецкая буржуазия «испытывает действительную, вызванную экономическими отношениями потребность в политической власти и стремится удовлетворить эту потребность».
Каково же должно быть отношение пролетариата к буржуазной революции, к борьбе за демократию? Маркс тогда утверждал, что в Германии никакая политическая эмансипация невозможна без эмансипации человеческой. Теперь основоположники марксизма конкретно ставят вопрос об участии пролетариата в буржуазной революции. Отстаивая политическую самостоятельность пролетариата, они подвергают критике политическую теорию немецкого буржуазного радикализма. С этой точки зрения следует рассматривать выступления Маркса и Энгельса против К. Гейнцена.
В 1842 г. Гейнцен сотрудничал в «Рейнской газете», придерживаясь либеральных воззрений и мечтая о прогрессе в рамках существующей законности. Затем, после запрещения прусским правительством его книги, он вынужден был эмигрировать. В феврале 1844 г. Гейнцен, обращаясь к Марксу как редактору, убеждал его в том, что коммунистические воззрения «непрактичны» и следует придерживаться политической умеренности. «Будьте лишь практичны, - писал он, - и Вы сможете достичь большего, чем вся пресса, выпускаемая в Германии». Маркс, разумеется, не последовал этому совету.
Пока Гейнцен вел борьбу на почве легальности, он нападал на сторонников революции, когда же легальная борьба стала для него невозможной, он начал призывать к немедленному восстанию против существующих в Германии монархий. Все социальные проблемы Гейнцен сводил к требованию замены монархии республикой. Именно монархов он объявил главными и по существу единственными виновниками всех бедствий и нищеты, приписывая им, как писал Энгельс, какое-то сверхъестественное могущество.
Таким образом, Гейнцен крайне ограничивал задачи буржуазной революции, сводя их к борьбе против одного королевского деспотизма, а отнюдь не против экономических и политических основ феодального строя. Так, полемизируя с коммунистами, он писал: «Вы хотите сделать социальные вопросы главными вопросами нашего времени и не видите, что нет более важного социального вопроса, чем вопрос о монархии и республике».
Такого рода сужение революционной программы буржуазной демократии заключало в себе антидемократическую тенденцию, разоблачение которой было необходимо в интересах доведения до конца буржуазно-демократических преобразований. Отсюда понятно, почему Энгельс писал: «Г-ну Гейнцену никогда не удастся обратить против монархов ту ненависть, которую крестьянин- барщинник питает к помещику, рабочий - к своему работодателю. Но г-н Гейнцен действует, несомненно, в интересах помещиков и капиталистов, когда он вину за эксплуатацию народа этими двумя классами возлагает не на этих последних, а на монархов».
Гейнцен стремился доказать, что коммунисты раскалывают единый фронт демократии в погоне за лаврами борцов против оппозиции, «уничтожая» таких «передовых» деятелей, как братья Бауэры, Руге и Гейнцен". Свой конфликт с коммунистами он называл «бессмысленным расколом, который коммунисты вызвали в лагере немецких радикалов», обвиняя Маркса и Энгельса в том, что они обращаются «не к людям, а лишь к "классам" и натравливают людей разных "ремесел" друг на друга».
Пытаясь дискредитировать коммунистов, Гейнцен утверждал, что классовая точка зрения, которую проповедуют Маркс и его сторонники, ведет к нравственной разнузданности и оправдывает любое насилие. В этих заявлениях Гейнцена нетрудно увидеть перерастание действительной критики некоторых заблуждений основоположников марксизма в кампанию, по существу, клеветнического характера.
Гейнцен, как и другие буржуазные радикалы, объявлял коммунистов противниками демократии. Отметая эти утверждения, Энгельс разъяснял, что «коммунисты должны и хотят действовать совместно с немецкими радикалами. Но они оставляют за собой право выступать против всякого публициста, который компрометирует всю партию в целом». Маркс и Энгельс критиковали не столько враждебные коммунизму воззрения Гейнцена, сколько его крайне ограниченную буржуазно-демократическую программу. Коммунисты, писал Энгельс, «не за то нападают на Гейнцена, что он не коммунист, а за то, что он плохой публицист демократической партии. Они нападают на него не как коммунисты, а как демократы. Если бы даже в мире не было никаких коммунистов, то против Гейнцена должны были бы выступить демократы.
Коммунисты при современных условиях не только совершенно далеки от того, чтобы начинать бесполезные споры с демократами, но скорее сами в данный момент выступают как демократы во всех практических партийных вопросах. Пока, следовательно, демократия еще не завоевана, до тех пор коммунисты и демократы борются рука об руку, и интересы демократов являются также интересами и коммунистов».
Маркс и Энгельс подчеркивают, что коммунисты - передовые борцы за демократию. Критика буржуазно-демократических иллюзий не означает преуменьшения значения буржуазно-демократических преобразований; напротив, ее непосредственная цель состоит в доведении этих преобразований до конца. Как пролетарская борьба за демократию она органически враждебна сектантству и доктринерству, типичным представителем которого на свой, буржуазный лад оказывается все тот же Гейнцен.
В статье «Морализирующая критика и критизирующая мораль» Маркс анализирует тезис, с помощью которого Гейнцен обосновывает свое требование немедленного свержения монархии. Все дело в том, говорит Гейнцен, что в Германии «власть господствует и над собственностью». Эта не совсем вразумительная фраза независимо от того, что имел в виду сам Гейнцен, отражала противоречие между господствующим положением буржуазии в экономике и политическим господством помещиков.
Капиталисты еще не обладают политической властью - таков вполне прозаический смысл тирады Гейнцена. Поэтому требование уничтожить господство власти над собственностью отражает стремление буржуазии преобразовать политическую надстройку сообразно складывающемуся капиталистическому базису. Гейнцен, конечно, ничего не говорил об интересах буржуазии, о ее борьбе за власть, но своими туманными рассуждениями он «лишь отметил тот факт, что немецкая буржуазия должна завоевать себе политическую власть», что государство еще не стало ее собственностью.
Разумеется, Маркс и Энгельс считают необходимым революционное свержение монархии и установление в Германии демократических порядков. Но в отличие от Гейнцена они рассматривают монархию не как основу общественного строя, господствующего в Германии, а лишь как характерную для него политическую надстройку. Поэтому и задачи буржуазной революции не сводятся к уничтожению феодальной надстройки: необходимо ликвидировать и феодальные производственные отношения. Таким образом, Маркс и Энгельс материалистически обосновывают проводимую ими революционную линию.
Признавая прогрессивным в условиях тогдашней Германии стремление буржуазии к политическому господству, Маркс предвосхищает основные черты немецкого 1848 г., в том числе и политическое поведение либеральной буржуазии. Германия, говорит он, с опозданием вступила на путь капитализма, и немецкая буржуазия начинает свою борьбу с абсолютизмом в такое время, когда в более развитых странах буржуазия уже ведет борьбу с пролетариатом.
В Германии, с одной стороны, сохранились полуфеодальные отношения вместе с политическим убожеством абсолютной монархии, а с другой стороны, уже развиваются противоречия между буржуазией и рабочим классом, проявившиеся, например, в Силезском восстании. «Таким образом, немецкая буржуазия вступила в антагонизм с пролетариатом прежде, чем она политически конституировалась как класс».
Если в Англии и Франции превращение либеральной буржуазии в контрреволюционную силу было результатом победоносных буржуазных революций, то в Германии этот процесс начинается уже накануне буржуазной революции. И немецкие буржуа «стараются, поскольку возможно, преобразовать абсолютную монархию в буржуазную без революции, мирным путем».
Революционный пролетариат должен воспрепятствовать достижению компромисса между либеральной буржуазией и феодальной реакцией. Коммунисты, поскольку перед ними стоят задачи завоевания максимума демократии, должны объединить все действительно демократические силы. При этом они вполне сознают, что борьба за гражданские права и другие демократические свободы создает лишь предпосылки для последующей борьбы за социализм.
Маркс пишет: «Рабочие знают, что уничтожение буржуазных отношений собственности не может быть осуществлено посредством сохранения феодальных отношений собственности. Они знают, что революционное движение буржуазии против феодальных сословий и абсолютной монархии может лишь ускорить развитие их собственного революционного движения. Они знают, что их собственная борьба с буржуазией может начаться лишь в тот день, когда буржуазия сама окажется победительницей. Они могут и должны участвовать в буржуазной революции, поскольку она является предпосылкой рабочей революции. Но рабочие ни одного мгновения не могут рассматривать буржуазную революцию как свою конечную цель».
Основоположники марксизма разоблачают идеалистические утверждения Гейнцена о том, что коммунистическое движение... порождение коммунистической теории. Эти утверждения выражают стремление буржуазии задержать развитие самостоятельного движения рабочего класса. Именно поэтому Гейнцен изображал коммунизм как оторванную от жизни теорию, созданную кабинетным ученым. Указывая на реакционный характер такого истолкования коммунизма (которое, кстати сказать, возрождается некоторыми современными буржуазными идеологами), Энгельс пишет: «Г-н Гейнцен воображает, что коммунизм есть некая доктрина, которая исходит из определенного теоретического принципа, как из своего ядра, и делает отсюда дальнейшие выводы. Г-н Гейнцен жестоко ошибается.
Коммунизм не доктрина, а движение. Он исходит не из принципов, а из фактов. Коммунисты имеют своей предпосылкой не ту или другую философию, а весь ход предшествующей истории и, в особенности, его современные фактические результаты в цивилизованных странах. Коммунизм, поскольку он является теорией, есть теоретическое выражение позиции пролетариата в этой борьбе и теоретическое обобщение условий освобождения пролетариата». Это положение конкретизирует марксистское понятие социальной теории и научной формы общественного сознания, которое создается основоположниками марксизма.
Буржуазные радикалы страшились участия пролетариата в революции. Им не приходило в голову, что задача сознательного пролетариата в буржуазной революции отнюдь не заключается в установлении своей власти. Не имея представления о сути коммунизма, о том, что задачи коммунистов осуществимы лишь на определенном, значительно более высоком, чем в тогдашней Германии, уровне общественного развития, Гейнцен считал коммунистическую идею о необходимости замены частной собственности общественной чем-то вроде изобретения, которое авторы пытаются как можно быстрее провести в жизнь.
Он вообще не мог уразуметь, что и буржуазная революция, правда на свой лад, в интересах буржуазии, решает проблему собственности. «Вопрос о собственности, - разъясняет Маркс, - всегда был жизненным вопросом того или другого - в зависимости от ступени развития промышленности - класса. В XVII и XVIII веках, когда речь шла об упразднении феодальных отношений собственности, вопрос о собственности был жизненным вопросом класса буржуазии. В XIX веке, когда дело идет об отмене буржуазных отношений собственности, вопрос о собственности является жизненным вопросом рабочего класса».
Следовательно, речь идет не о ликвидации собственности вообще (как уверяли Гейнцен и другие буржуазные радикалы), а лишь об уничтожении определенной исторической формы собственности, да и то только тогда, когда она становится препятствием для дальнейшего развития производительных сил. В настоящее время, говорит Маркс, Германия стоит перед буржуазной революцией, которая не только не упраздняет, а, напротив, утверждает частную собственность, освобождающуюся от феодальных пут. Коммунисты вполне учитывают эту объективную закономерность исторической смены форм собственности, понимая, что уничтожение частной собственности не есть дело произвола, а предполагает объективные условия, которые складываются благодаря развитию частной собственности.
Вопрос о частной собственности есть вопрос об определенных, исторически развивающихся производственных отношениях, о соответствующей им классовой структуре общества, которая также есть результат общественного развития. И уничтожение частной собственности станет необходимостью лишь тогда, когда развивающиеся производительные силы капиталистического общества перерастут ограниченные рамки частнособственнических отношений.
Энгельс пишет: «Вследствие того, что крупная промышленность, развитие машинного производства, средств сообщения, мировой торговли принимает такие колоссальные размеры, что их эксплуатация отдельными капиталистами с каждым днем становится все более и более невозможной; вследствие того, что все усиливающиеся кризисы мирового рынка дают нам самое убедительное доказательство этого; вследствие того, что производительные силы и средства обмена современного способа производства и обмена с каждым днем все больше перерастают рамки индивидуального обмена и частной собственности; одним словом, вследствие того, что приближается момент, когда общественное управление промышленностью, сельским хозяйством, обменом становится материальной необходимостью для самих же промышленности, сельского хозяйства и обмена,- вследствие всего этого частная собственность будет упразднена».
Таким образом, пролетариат и его партия в период буржуазной революции не ставят перед собой задачу упразднить частную собственность, так же как они не стремятся предотвратить исторически неизбежное и в определенных условиях прогрессивное завоевание буржуазией политической власти. Энгельс осмеивает экономические прожекты Гейнцена, который, не понимая природы капиталистического производства и его законов, требует всемерного ограничения конкуренции, поскольку последняя неизбежно влечет за собой разорение значительной части собственников.
Энгельс разъясняет, что свободная конкуренция не есть нечто независимое от частной собственности; напротив, она необходимое следствие ее развития. И пока еще невозможно упразднение частной собственности, требование устранить конкуренцию, анархию производства и т. п. неизбежно реакционно, так как оно направлено против развития крупного капиталистического производства, т.е. социального прогресса в рамках буржуазного общества.
Оценивая в целом предлагаемые Гейнценом реформы, Энгельс замечает, что он заимствовал их у. коммунистов. Но коммунисты рассматривают эти реформы как подготовительные меры к осуществляемой пролетарской революцией ликвидации частной собственности. «Все мероприятия с целью ограничения конкуренции и накопления крупных капиталов в руках отдельных лиц, всякое ограничение или упразднение права наследования, всякая государственная организация труда и т.д. - все эти мероприятия в качестве революционных мероприятий не только возможны, но даже необходимы».
Гейнцен же считает эти реформы конечной целью развития буржуазного общества, т. е. превращает эти мероприятия просто в фразы, необходимые буржуазии для отвлечения пролетариата от его задачи в буржуазной революции - завоевания максимума демократии для последующей борьбы против капитализма.
Гейнцен считал главной силой демократического движения крестьянские массы. Энгельс, напротив, указывает на решающее значение рабочего класса: «Промышленный пролетариат городов стал ядром всякой современной демократии; мелкие буржуа и еще больше крестьяне всецело зависят от его инициативы». Здесь по существу ставится вопрос о гегемонии рабочего класса в общедемократической борьбе.
Таким образом, в полемике против Гейнцена Маркс и Энгельс развивают исторический материализм и применяют его к решению конкретных политических вопросов. Они разъясняют, что коммунисты вовсе не предлагают упразднить в ходе буржуазной революции частную собственность. Уничтожение частной собственности не стало еще исторической необходимостью.
«Поэтому, - пишет Маркс, - если пролетариат и свергнет политическое господство буржуазии, его победа будет лишь кратковременной, будет лишь вспомогательным моментом самой буржуазной революции, - как это было в 1794 г., - до тех пор, пока в ходе истории, в ее "движении" не создались еще материальные условия, которые делают необходимым уничтожение буржуазного способа производства, а следовательно также и окончательное свержение политического господства буржуазии».
Не приходится доказывать выдающееся значение данного тезиса Маркса, вытекающего из материалистического понимания объективной обусловленности эпохальных стадий общественного развития. В условиях предреволюционной Германии этот тезис означал отрицание политического авантюризма тех революционных деятелей, которые мечтали с помощью восстания кучки заговорщиков учредить «красную республику», а затем немедленно претворить в жизнь принципы социализма и коммунизма. Как известно, такого рода идеи и планы вынашивались не только участниками тайных революционных групп во Франции. В Германии в период революции 1848 г. эти идеи и соответствующую им политическую тактику проповедовал А. Готшальк.
Отвергая авантюристическое забегание вперед, основоположники марксизма, теоретически подытоживая исторический опыт, учили пролетариат активному участию в буржуазной революции, утверждая, что лишь после победы буржуазии боевым кличем пролетарской партии «является отнюдь не республика вместо монархии, а господство рабочего класса вместо господства класса буржуазии. Это положение Маркса - прямая постановка вопроса о диктатуре пролетариата.
Совершенно очевидно, что убеждение Маркса и Энгельса в том, что политическое господство буржуазии будет лишь кратковременным, свидетельствует, с одной стороны, о недостаточности их представлений об экономическом развитии, а с другой - о психологии революционеров, которые считают поставленные ими задачи выполнимыми в кратчайшие исторические сроки. Столь же очевидно, что понятие диктатуры пролетариата сложилось у Маркса и Энгельса, во-первых, под влиянием Бланки и его непосредственных предшественников, а во-вторых, по аналогии с событиями предшествующей истории, когда политическое господство феодалов было низвергнуто буржуазной революцией, благодаря которой политическое господство перешло к буржуазии.
Все это стало причиной фундаментальных заблуждений Маркса и Энгельса, заблуждений, в которых содержалось глубоко правильное понимание необходимости пролетарской борьбы за доведение до конца демократических преобразований общественных отношений. С этой точки зрения и надлежит, по нашему убеждению, рассматривать их критику буржуазного радикализма.
Борьба за всестороннюю демократизацию общественной жизни остается актуальной задачей и в наше время. Едва ли не самой важной формой этой борьбы является современное социалистическое (социал-демократическое) движение в европейских странах, благодаря которому осуществляется всемерное улучшение жизненных условий трудящихся, перераспределение прибылей, получаемых капиталистами, а вовсе не уничтожение капиталистического строя, который под воздействием организованного движения трудящихся, их борьбы против капиталистической эксплуатации существенным образом видоизменился и, несомненно, существенно отличается от того капитализма, который был предметом критики основоположников марксизма. Как ни отличаются эти социальные процессы от того, что описывали и предвидели Маркс и Энгельс, они, несомненно, исторически связаны с идейным движением, получившим название марксизма.