Примечательно, что повседневное использование термина «рациональность» не совпадает с определением, которое дано ему экономистами и которое предполагает такие свойства, как транзитивность и полнота (всеохватность) предпочтений, т.е. максимизацию чего-либо. Напротив, в повседневном употреблении данный термин означает полное использование информации, здравый смысл и т.п. В экономическом анализе, как теоретическом, так и эмпирическом, эта тема стала подвергаться систематическому изучению лишь в последние 35 лет или около того.
Важной, но забытой предшественницей была работа Холбрука Уоркинга по теории случайных блужданий цен товарных фьючерсов и ценных бумаг. Она основывалась на гипотезе, согласно которой индивиды делают рациональные выводы из имеющихся данных и действуют в соответствии с ними. Гипотеза состоит в том, что, если будущие цены активов предсказуемы, на них может основываться сегодняшний спрос, что приведет к изменению нынешних цен до тех пор, пока возможность получения выгоды не исчезнет.
На самом деле в рамках классического подхода многое говорилось о роли знания, но весьма специфическим образом. Подчеркивалось, что полная, всеобъемлющая система цен требует от людей лишь очень небольших знаний об экономике, за исключением их собственной частной сферы производства и потребления. Глубочайшим наблюдением Смита было то, что система работает помимо ее участников; направляющая ее «рука» «невидима». Имплицитно подразумевалось, что приобретение знаний сопряжено с затратами.
Даже в конкурентном мире индивидуальный агент должен знать все (или, по крайней мере, очень многие) цены, а затем оптимизировать, основываясь на этом знании. Всякое знание небесплатно, даже знание цен. Теория поиска Стиглера учитывает эту проблему. Но теорию поиска непросто согласовать с существованием равновесия или даже индивидуальной рациональностью субъектов, устанавливающих цены, поскольку находящиеся в идентичных ситуациях продавцы станут устанавливать идентичные цены, а в этом случае искать нечего.
Требования к знаниям при принятии решений могут радикально измениться в условиях монополии или какой-либо другой формы несовершенной конкуренции.
Рассмотрим простейший случай чистой монополии в модели частичного равновесия с единственным товаром, подобной модели, впервые рассмотренной Курно в 1838 г. Фирма должна знать не только цены, но и кривую спроса. Как бы мы ни определили сложность знания, кривая спроса является более сложной, чем цена. Она предполагает знание поведения других агентов. Измерение кривой спроса обычно считается делом эконометрика. Мы сталкиваемся с любопытной ситуацией, когда научный анализ предполагает, что его объекты ведут себя как ученые. Это не обязательно ведет к противоречиям, но, похоже, неизбежно ведет к бесконечному регрессу.
Если рассмотреть ситуацию с точки зрения общего равновесия, трудности умножаются. Изменение цены монополиста в общем случае приведет к изменению спроса покупателя на другие товары, а значит, и цен на эти товары. В свою очередь, эти изменения цен по многим каналам окажут воздействие на спрос на продукт монополиста и, возможно, на цены факторов производства, приобретаемых монополистом. Даже в простом случае, когда в экономике существует только один монополист, он должен отдавать себе отчет во всех этих последствиях. Короче говоря, монополист должен располагать полной моделью общего равновесия.
Требования к информации и способности к расчетам становятся гораздо сильнее в случае олигополии или любой другой системы экономических отношений, в которой по крайней мере некоторые агенты имеют власть над другими. При этом в природе знаний появляется качественно новый аспект, поскольку каждый агент предполагает рациональность других агентов. На самом деле, чтобы построить основанную на рациональности теорию экономического поведения, следует допустить даже нечто большее, а именно то, что рациональность всех агентов должна быть общим знанием (если использовать термин, введенный философом Дэвидом Льюисом).
Каждый агент должен не только знать, что другие агенты (по крайней мере, обладающие существенной властью над рынком) действуют рационально, но и знать, что каждый другой агент знает, что все остальные действуют рационально, и т.д. Именно в этом смысле рациональность и знание о рациональности являются социальным, а не только индивидуальным феноменом.
Олигополия является просто наиболее очевидным примером. Логически та же самая проблема возникает при наличии двух монополий на двух различных рынках. С практической точки зрения второй случай может и не быть связан с такими затруднениями при условии, что связи между этими рынками достаточно слабы и сами монопольные отрасли достаточно малы в сравнении с экономикой в целом, так что данным взаимодействием можно пренебречь. Однако это взаимодействие не может быть нулевым, а может быть и значительным. Когда, как это обычно представляется в литературе, стороны торгуются, достигая в результате точки на контрактной кривой, то в простейшем случае для этого требуется наличие «общего знания» предпочтений торгующихся сторон и их производственных функций.
Очевидно, что требования к знаниям в данном случае намного превышают аналогичные требования для системы с заданными ценами. Экономисты-классики были совершенно правы, подчеркивая важность ограниченности знаний. Если бы каждый из агентов располагал полной моделью экономики, рука, управляющая экономикой, была бы на самом деле очень видимой.
При таких предпосылках касательно знаний превосходство рынка над централизованным планированием исчезает. Фактически при этом каждый индивидуальный агент использует столько же информации, сколько потребовалось бы плановику, осуществляющему руководство экономикой из центра. Этот довод серьезно ограничивает применимость аргумента о том, что права собственности являются достаточным условием для достижения общественной рациональности даже в отсутствие конкурентной системы.
Можно, как это делают многие авторы, рассмотреть процесс торга, при котором индивиды располагают ограниченным знанием о функциях полезности друг друга (аналогичным образом можно построить теорию олигополии, где олигополисты располагают ограниченными знаниями о функциях издержек остальных олигополистов). Как ни странно это звучит, напрашивающиеся заключения, что ограниченное знание означает меньшее количество информации, чем полное знание, и что оптимизация в условиях ограниченного знания наверняка требует более сложных расчетов, совсем не очевидны.
Если индивиды располагают частной информацией, другие формируют некоторого рода догадки о ней. Эти догадки должны стать общим знанием для того, чтобы можно было применить гипотезу рациональности. Но последняя предпосылка требует столь же обширных знаний и столь же неправдоподобна, как и всеобщее знание частной информации. Далее, применительно к каждому индивиду проблема оптимизации, основанной на догадках (в рациональном мире они представляют собой вероятностные распределения) о частной информации, которой располагают остальные индивиды, является более сложной, а значит, и требующей более значительных расчетов, чем оптимизация в условиях, когда частная информация отсутствует.
| "Gunsroom" Магазин где можно купить запчасти для оружия "Gunsroom". gunsroom.ru |