На протяжении почти трех тысяч лет в качестве денег использовались отчеканенные весовые количества металлов, и практически на протяжении всего этого периода излюбленными металлами для изготовления монет были золото, серебро и медь. Однако при этом редко использовались деньги, стоимость которых определялась бы рыночной стоимостью воплощенного в монетах металла.
До осуществления металлистических реформ необходимые для чеканки монет металлы доставлялись на Монетный двор монархами или гражданами. Исключительное право монарха в денежной сфере заключалось в фиксации цены металла для Монетного двора, т.е. определении того, какое число монет определенного достоинства должно быть отчеканено из данного весового количества металла. Цена металла для Монетного двора устанавливалась в расчетных денежных единицах и могла отклоняться (и зачастую отклонялась) от рыночной цены металла.
Когда монарх находил необходимым девальвировать деньги, он мог изменить паритет между монетами и «идеальными» деньгами — в роли таких «идеальных» денег чаще всего фигурировали деньги, находившиеся в обращении в прошлом. Такая процедура делала необязательной полную перечеканку денег. Возможность перечеканки также существовала, однако она рассматривалась в качестве более радикального средства, в то время как изменение относительной стоимости монет в единицах «идеальных» денег было более гибким инструментом, к которому в случае необходимости можно было прибегать хоть каждый день.
Случаи, когда монарх по закону отказывался от своего исключительного права определять номинальную стоимость денег, были очень редкими. Для многих исследователей денежной проблематики именно это исключительное право монарха конституировало превращение отчеканенных кусочков металла в деньги. Теодор Моммзен посвятил незабываемые строки решению императора Константина, правившего в IV в., прибегнуть к неограниченной чеканке золотых монет, стоимость которых определялась на основании рыночной цены воплощенного в них весового количества металла. Для Моммзена это решение знаменовало низшую точку падения суверенитета римской денежной системы. Римские монеты всегда принимались по их номинальной стоимости независимо от их веса.
Действительно, это выступало в качестве решающего свидетельства доверия к Римскому государству.
После распада Римской империи ни в одном из государств-«наследников» на протяжении последующих столетий степень суверенитета денежной системы даже отдаленно не приближалась к римскому образцу. Множественность государств-«наследников» обусловила множественность валют и широкие возможности валютной спекуляции и арбитража. Граждане научились защищать свои интересы в тех случаях, когда монархи злоупотребляли своими правами в денежной сфере. Обычно наблюдалась отрицательная зависимость между сеньоражем и степенью коммерческой открытости государств.
Чем меньше торговых контактов имели граждане страны с иностранцами, тем существеннее могло быть расхождение между легальной и реальной стоимостью монет. Торговые нации очень скоро обнаружили, что стоимость их валют должна находиться в соответствии с металлическим содержанием денег. С появлением абсолютистских государств исключительные права монархов в денежной сфере вновь приобрели чрезмерный характер.
Несмотря на распространение меркантилизма, отношение объемов внутренней и внешней торговли возрастало, а использование денежной политики в фискальных целях находило все большее распространение. Очевидно, что исключительные права монарха в денежной сфере, если ими злоупотребляли, делали жизнь подданных крайне трудной, поскольку единственным способом защиты для них было повышение цен (если такая практика не рассматривалась в качестве незаконной).
Металлистические реформы отражали изменение баланса сил между подданными и государством в пользу первых. Ядром этих реформ был реальный выпуск «идеальных» денег, т.е. полновесных монет фиксированного веса и установленной пробы; такие монеты стали «стандартом» национальной денежной системы. В результате этих реформ исключительные права монарха в денежной сфере были усечены: он остался лишь «хранителем мер и весов».
С точки зрения намерений сторонников реформ, в этом заключался способ установления конституционных рамок деятельности монарха, с тем чтобы он был вынужден открыто прибегать к использованию своих фискальных полномочий, конституционализация которых произошла задолго до этого.
Золотой стандарт был лишь одним из возможных металлических стандартов. Он был принят в Англии, в то время как Франция предпочла выбрать серебряный стандарт. На протяжении последующих столетий в центре дискуссий оказалась проблема выбора металлов для металлического стандарта; в ходе этих дискуссий экономисты, государственные деятели и интеллектуалы выступали «за» или «против» золота или серебра, «за» или «против» биметаллизма или монометаллизма.
Однако фундаментальный выбор в пользу собственно металлического стандарта, при котором единственным видом денег являлись металлические деньги, чья стоимость определяется рыночной ценой воплощенного в них металла, на протяжении длительного времени не являлся предметом обсуждения; так продолжалось до тех пор, пока развитие банковской системы и интеграция мировых товарных и финансовых рынков не дали повод поставить под сомнение существующие институты.
Великие металлистические реформы явились результатом интеллектуального движения, которое впоследствии получило наименование «политической экономии». Сейчас этот термин используется для обозначения академической дисциплины, изучаемой в университетах, в то время как со второй половины XVII в. до первых десятилетий XIX в. политическая экономия была интеллектуальным, почти политическим движением.
Оно состояло из людей, которые, проживая в различных странах, разделяли представление о том, что человеческое общество организовано в соответствии с естественными принципами, исследование которых можно вести с использованием тех же методов, что и исследование природы. В результате таких научных исследований могут быть открыты законы, управляющие обществом; в соответствие с этими законам и должна быть приведена деятельность государства. В частности, могут быть познаны законы, управляющие производством и распределением благ, а также принципы определения ценности благ и услуг.
Политэкономы вскоре столкнулись с существенным препятствием в виде особого института человеческого общества, а именно денег, которые непрерывно влияли на результаты оценки благ. Как указывалось выше, была предпринята попытка предложить такое решение, которое позволило бы обществу пользоваться выгодами от существования денег, в то же время избегая проблем, связанных с их созданием и использованием. Это решение состояло в том, чтобы придать деньгам товарный характер, т.е. установить такой денежный режим, стандартом для которого была бы металлическая монета фиксированных веса и пробы.
Инициаторы такого решения надеялись, что использование товарных денег освободит экономический мир от неопределенности, связанной с деятельностью субъектов, наделенных исключительными правами в денежной сфере или узурпировавших эти права. Металлические деньги подчинялись бы тем же самым законам ценности, что и остальные товары; спрос на них и их предложение определялись бы исключительно потребностями торговли.
Таким образом, выступая за введение «чистого» металлического стандарта, политэкономы одним выстрелом убивали двух зайцев. Они обеспечивали ликвидацию чрезмерных привилегий государства, использовавшего свои исключительные права в денежной сфере для налогообложения подданных, не спрашивая их согласия, а также рекомендовали использование денег, которые не вступали бы в противоречие с действием экономических законов, поскольку сами подчинялись бы этим законам. С введением «чистого» металлического стандарта деньги приобрели бы подлинно нейтральный характер.
Однако, если намерения политэкономов и сыграли важную роль в реальном введении металлического стандарта, это произошло скорее потому, что как правящие круги, так и общественное мнение склонялись к ликвидации предшествующей системы, основанной на неопределенности и исключительных правах монарха в денежной сфере, а не потому, что существовала широко осознаваемая потребность поставить экономическую политику на более адекватную теоретическую основу.
В этом отношении опыт Великобритании существенно отличался от опыта Франции. В Англии металлический стандарт установился вскоре после великой перечеканки монеты в конце XVII в. В начале следующего столетия директор Монетного двора сэр Исаак Ньютон установил классическое золотое содержание фунта стерлингов, составлявшее 123,274 грана золота пробы 22/24 карат (что соответствует 7,988 г золота 916-й пробы).
Свободная чеканка серебряной монеты оставалась возможной, однако вследствие ограниченного выпуска серебряных монет они были низведены до роли вспомогательной валюты: отчеканенные по старому образцу, без насечки по ребру, они бывали сильно испорчены в результате многократной обрезки. Таким образом, в начале XVIII в. Англия перешла к золотому стандарту.
Во Франции металлистические реформы были осуществлены только после революции. После ранних попыток ввести золотой стандарт и гигантского оттока золота в эпоху террора, на XI году республики была провозглашена свободная чеканка золотой и серебряной монеты. Металлическое содержание одного франка устанавливалось на уровне 5 г серебра 900-й пробы. Был установлен фиксированный курс обмена золотой и серебряной монеты, хотя французские законодатели в отчете Комитета по денежным вопросам в 1790 г. объявили, что фиксация паритета между золотой и серебряной монетой не представляется возможной, в подтверждение этого тезиса цитируя Ньютона и Локка.
Таким образом, во Франции был установлен биметаллизм, который просуществовал почти так же долго, как и золотой стандарт в Англии; однако при этом с самого начала было признано, что обменный курс между золотом и серебром в случае необходимости может претерпевать изменения, даже если для этого в каждом случае требуется принятие особого закона. Таким образом, во Франции законодатели создали систему, которую сегодня мы назвали бы системой фиксированного, но корректируемого паритета между золотом и серебром.
Литература тех лет уделяла большое внимание сравнительным достоинствам монометаллизма и биметаллизма. Однако в фокусе литературы, изданной после окончания Первой мировой войны, находился почти исключительно золотой монометаллизм. С точки зрения денежной истории этот факт вызывает сожаление, поскольку то, что обычно именуется Международным золотым стандартом, на деле являлось сложной комбинацией монометаллизма и биметаллизма, в рамках которой роль монометаллизма в функционировании всей системы была ничуть не больше, чем роль биметаллизма. В дальнейшем мы увидим, что для беспрепятственного функционирования золотого стандарта было необходимо наличие «биметаллической периферии», окружающей «монометаллический центр».
Сначала заострим внимание на британском золотом стандарте. После почти столетия его функционирования в 1797 г. от него вынуждены были временно отказаться под влиянием трудностей управления денежной системой, обусловленных наполеоновскими войнами. На протяжении более чем 25-летнего периода, когда платежи золотом были приостановлены, в кругах политэкономов, политиков, банкиров и промышленников велись очень оживленные дискуссии о том, как прекращение платежей золотом влияет на внутренние и внешние экономические связи. С этими дискуссиями было связано написание некоторых наиболее ярких страниц в истории политической экономии.
Платежи золотом были прекращены в феврале 1797 г. в соответствии с Чрезвычайным законом. Согласно тому же закону они должны были возобновиться с сохранением прежнего паритета через шесть месяцев после подписания окончательного мирного договора. В период открытых военных действий валюта была обесценена, долг правительства достиг огромной суммы (при этом основная часть правительственных обязательств находилась в руках финансистов Сити), а спрос военного времени на все разновидности товаров благоприятствовал появлению группы нуворишей, сколотивших огромные состояния.
По наступлении мира выяснилось, что возвращение к прежнему паритету приведет к углублению послевоенного спада, который уже наметился после Ватерлоо. Такая перспектива привела к объединению прежних заклятых врагов — землевладельцев и промышленников — против кредиторов, владельцев обязательств государственного долга, а также в целом против людей с фиксированными доходами.
Поскольку размер государственного долга был огромен, для правительства было бы естественным занять сторону должников. Однако в военные годы была создана система, при которой правительство поддерживало на высоком уровне цены облигаций государственного долга, тем самым обеспечивая благоприятное для новых выпусков облигаций состояние финансового рынка.
Данная система предусматривала выкуп облигаций долгосрочного долга и замену их текущими долговыми обязательствами. Пэскоу Гренфелл и Давид Рикардо с самого начала выступали с критикой политики правительства в сфере управления долгом.
В 1816 и 1817 гг. намеченные правительством результаты были достигнуты, однако в 1818 г. этого сделать не удалось, поскольку правительство было вынуждено выкупать свои долговые обязательства по высоким ценам, а выпускать новые — по низким. Тем временем соотношение суммы долгосрочных долговых обязательств к сумме текущих долговых обязательств сократилось, пресекая возможность сокращения общей суммы долга.
Возобновление платежей золотом было столь же политически обусловленной мерой, как и их прекращение. Находившиеся в оппозиции виги выступали за возобновление платежей золотом, называя правительство комитетом при Банке Англии. И действительно, Банк Англии прилагал все усилия, чтобы оправдать такое обвинение. Он пытался шантажировать правительство, угрожая прекращением поддержки правительственной политики управления долгом в случае возобновления платежей золотом.
Он также угрожал, что не будет удерживать от резких действий Майера Натана Ротшильда, который был основным держателем государственных долговых обязательств. Однако в Кабинете министров были и сторонники возобновления платежей золотом; к ним относился, к примеру, Хаскиссон, который вместе с Парнеллом, Генри Торнтоном и Фрэнсисом Хорнером подготовил в 1810 г. проект Отчета о золотом обращении и все время находился в оппозиции к интересам Сити.
В меморандуме, представленном в 1816 г., он выступал за скорейшее восстановление золотого обращения; позднее, в начале 1819 г., он представил меморандум, в котором содержалось предложение восстановить золотое обращение одновременно с проведением фискальной дефляции. Чтобы рассмотреть возможности восстановления золотого обращения, правительство создало Секретный комитет, в котором быстро возобладало мнение в пользу положительного решения этого вопроса.
Во время обсуждения отчета Секретного комитета в парламенте пламенные выступления Рикардо в поддержку восстановления золотого обращения оказали существенное влияние на позицию парламентариев. В мае 1819 г. платежи золотом были возобновлены по старому паритету. Рикардо назвал это решение «триумфом науки и истины над предрассудком и заблуждением».
Несомненно, это было триумфом нового поколения банкиров Сити над старой финансовой группой, представители которой в беззаботные дни инфляционного финансирования сколотили себе состояния за счет кредитования нуждающегося в средствах правительства по процентным ставкам, которые они же и повышали путем манипулирования денежным рынком.
После восстановления золотого обращения и возвращения к прежнему паритету все британские деловые круги испытали шок. Золотой стандарт лишился всех своих сторонников среди промышленников и финансистов. Банк Англии всегда выступал против его восстановления; тем более угрожающе звучали с его стороны обвинения в том, что правительство имело наглость разорвать сложившийся в военное время плодотворный союз с Банком, — союз, державшийся, как показал опыт, на политике «дешевых денег».
Напротив, землевладельцы оказались вполне довольны. Мероприятие, которое привело к частичному обесценению их земельных активов, в то же самое время повысило реальную стоимость получаемой ими ренты. Кроме того, восстановление золотого стандарта означало также и восстановление старых ценностей в противовес произошедшему в период отказа от золотого стандарта развитию промышленности с присущими ей социальными язвами. Если золотой стандарт оказался невыгоден для промышленности, процветавшей в период бумажного обращения, сравнительная мощь Старого Порядка, олицетворяемого сельским хозяйством, смогла вновь возрасти.
Сторонники золотого обращения, выступавшие за возвращение к прежнему паритету, полагали, что дефляция очистит общество от наиболее одиозных спекулянтов, от нерадивых промышленников и в более общем смысле — от выскочек, обогатившихся на политике «дешевых денег». В то же время они считали, что золотой стандарт может привести к превращению Британии — в качестве свидетельства данной позиции мы имеем слова Хаскиссона — в главный мировой рынок драгоценных металлов. Лондон должен был стать «расчетной палатой, обслуживающей денежные операции всего мира». Таким образом, цель состояла в обеспечении интересов Нового Сити, в обретении страной статуса мирового «финансового центра и банкира», а вовсе не «мастерской мира».
Наконец, восстановление золотого обращения рассматривалось в качестве инструмента обеспечения социальной справедливости. Дефляция возвращает кредиторам, ссужавшим деньги своей стране в военный период, полную стоимость предоставленных ими средств. В глазах политиков автоматически действующий золотой стандарт выглядел как средство, освобождающее их от трудных обязанностей по управлению экономикой. Он должен был привести к возобновлению ими обычной политической деятельности, ознаменовав окончательный переход от войны к миру.
Денежная реформа во Франции имела совершенно иной характер. Она была непосредственно направлена против Старого Режима, который, однако, понимался как чисто фискальная система, а не как порочный союз политиков и финансистов. Она привела к установлению биметаллической системы, которой была суждена долгая жизнь; эта система обеспечивала соблюдение интересов тех, чьи доходы фиксировались в серебре, — в частности, интересы мелких торговцев и лиц, живущих на заработную плату.
Таким образом, французская реформа (в отличие от восстановления золотого обращения в Англии) не являлась актом четко определенного общественного выбора. Она привела к установлению более «нейтральной» системы, учитывающей нужды как третьего, так и четвертого сословий. Революционные события недавнего прошлого требовали учитывать возможность возникновения новых общественных беспорядков в случае проведения дефляционной денежной политики.
Достаточно курьезно, что страна, находившаяся на грани поражения, придерживалась денежной политики, которая была намного менее дефляционной, чем денежная политика страны-победителя. В обеих странах были оформлены конституционные правила денежного обращения, однако союз Нового Сити и землевладельцев сделал Британию лидером по степени радикализма денежной политики. Можно сказать, что ожидания британских сторонников золотого стандарта не оправдались. Дефляция привела к росту безработицы и общественным беспорядкам.
Она также вынудила британских промышленников искать рынки сбыта за рубежом, поскольку спрос на внутреннем рынке сократился. Выгоды, которые ожидали получить представители Нового Сити, действительно были ими получены, но лишь несколько десятилетий спустя. Золотой стандарт обусловил в Британии экономический рост, стимулированный экспортом, и для достижения статуса мирового «финансового центра и банкира» ей пришлось стать сначала «мастерской мира».
Таким образом, механизмы, становлению которых способствовали сторонники золотого обращения, функционировали прямо противоположным образом. Однако было бы неправильно утверждать, что все сторонники золотого обращения разделяли ожидания Хаскиссона. Давид Рикардо, к примеру, считал, что восстановление золотого стандарта приведет к промышленному росту. При этом он полагал, что промышленный рост обеспечит занятость рабочей силы, численность которой в соответствии с законом народонаселения (а в его истинности Рикардо не сомневался) должна непрерывно возрастать.
Предполагалось, что золотой стандарт ограничит власть Банка Англии, которая за годы бумажноденежного обращения столь возросла, что стала представлять опасность для подлинно конституционных властных институтов, — таких, как парламент. Однако на деле восстановление золотого стандарта привело к дальнейшему усилению власти Банка Англии. Роль Лондона как финансового центра быстро возрастала по мере того, как Британия становилась мастерской мира, а фунт стерлингов все шире использовался в качестве международной валюты.
Таким образом, Банк Англии стал стержнем системы международных платежей, основанной на промышленной и финансовой гегемонии Британии. Влияние Банка Англии как коммерческого банка усиливалось его монопольной позицией как акционерного банка. Точно так же, как в эпоху бумажноденежного обращения, Банк Англии процветал в роли главного источника финансовых средств правительства, в эпоху золотого стандарта он процветал — уже в роли коммерческого банка — в результате установления промышленного и торгового лидерства Британии.
Гегемония Банка Англии в международной сфере основывалась на его гегемонии в самой Британии. Под эгидой монополии Банка Англии возникла централизованная резервная система, которая на протяжении долгого времени оставалась уникальной особенностью Британии. Эта система опиралась на низкий уровень резервов и была очень эффективной; она позволяла минимизировать массу денежной наличности, играющей роль «смазки» механизма внутренних платежей.
Однако она была и очень нестабильной, поскольку поддержание низкого уровня резервов требовало отсутствия сколь либо серьезных препятствий на пути внутреннего и международного движения наличных денег и капиталов. Тот факт, что данная система функционировала в течение столь долгого времени — до Первой мировой войны, — объясняется серией удачно складывающихся обстоятельств. Ниже мы рассмотрим их подробнее.
Вместе с тем следует подчеркнуть, что в условиях золотого стандарта британская экономика претерпевала очень существенные циклические колебания. Столетие, последовавшее за восстановлением золотого обращения, было отмечено торговыми и финансовыми кризисами, возникавшими с промежутком примерно в десять лет (хотя в конце названного периода промежуток между кризисами увеличился).
Регулярность кризисов обусловила появление множества монокаузальных теоретических объяснений, в которых золотому стандарту часто отводилась роль одной из главных причин кризисов. Его недостаток усматривался в чрезмерной жесткости денежного режима, препятствующей плавному росту экономики. Критики золотого стандарта все время ставили в пример денежные системы Франции и Германии, которые, как предполагалось, были более гибкими и позволяли осуществлять более эффективное управление экономикой.
Однако, несмотря на незначительную величину централизованных резервов и периодические финансовые кризисы, Британия никогда не отказывалась от золотого стандарта под давлением кризисных обстоятельств. Одна из основных причин, по которым она не испытывала необходимости в отмене золотого стандарта, заключалась, как мы уже говорили, в особенностях функционирования международной финансовой системы, представляющей собой комбинацию монометаллизма и биметаллизма.
С древних времен для чеканки монеты в странах Дальнего Востока использовалось преимущественно серебро. И почти на всем протяжении истории сальдо торгового баланса европейских стран со странами Дальнего Востока было отрицательным. Структурный дисбаланс торговли с Дальним Востоком означал постоянный отток серебра из Европы. Примерно в середине XIX в. эта структурная тенденция в сочетании с открытием крупных золотых месторождений обусловила снижение цен на золото.
Однако в последние три десятилетия XIX в. изменилось направление потоков серебра, что было связано с тем, что наиболее развитые страны стали лишать серебро статуса денежного металла. Соответственно, паритет между золотом и серебром повысился.
На протяжении всего XIX в. Лондон сохранял квазимонополию на сделки с золотом и серебром. Кроме того, он непрерывно поддерживал функционирование свободного рынка золота. Очевидно, что это невозможно было бы сделать в том случае, если бы сначала Франция, а затем Индия не выступили в роли «спасательного круга» для подобной системы.
Англо-французские финансовые отношения являются одним из наиболее впечатляющих и наименее исследованных аспектов международной платежной системы XIX в. Однако, насколько мы знаем, Британия искусно использовала более высокий уровень ликвидности, который был характерен для французской денежной системы на протяжении всего XIX в. За возникновением давления на резервы Банка Англии должно было следовать повышение процентной ставки, однако в таких случаях ожидалось, что основной приток золота будет обеспечен за счет Парижа.
Почему так происходило? Прежде всего потому, что этого требовали обстоятельства: богатство французской экономики и неразвитость французской банковской системы обусловливали необходимость использования при осуществлении крупных сделок золотых монет (тогда как в Британии обычно использовались чеки). Однако мы не должны забывать и о той роли, которую играл банковский дом Ротшильдов в поддержании связи между английским и французским денежными рынками.
Архивные документы свидетельствуют, что в годы большинства кризисов резервы Банка Англии пополнялись за счет золота, доставляемого Ротшильдами из Франции. Банковский дом Ротшильдов являлся посредником между «монометаллической» и «биметаллической» компонентами международной денежной системы.
Он был высококлассным арбитражным агентом, обладающим огромными резервами и престижем, необходимыми для успешного выполнения той роли, которую еще предстоит детально исследовать; однако ее значение очевидно и при нынешнем состоянии знаний. Ротшильды были «протекторами» процентной ставки Банка Англии. Немаловажно, что один из Ротшильдов был членом Совета директоров Банка Англии, а представитель французской ветви дома Ротшильдов занимал аналогичный пост в Совете директоров Банка Франции.
Однако в конце XIX в. резкое падение цены серебра, обусловленное отходом от серебряного стандарта во всех развитых странах (и в свою очередь ускорившее этот отход), привело к падению роли французской денежной системы как стабилизатора золотого стандарта. Франция сама была вынуждена прекратить чеканку серебряной монеты, чтобы избежать массового притока металла, который никто более уже не был склонен признавать в качестве денежного.
В последующий период, который обычно именуется «золотым веком золотого стандарта», продолжение прежней политики Банка Англии обеспечивалось за счет двух других амортизаторов возникающих шоков — а именно за счет индийской денежной системы, по-прежнему основанной на серебряном стандарте, и производства золота в Южной Африке. Британия сохранила в Индии серебряный стандарт даже тогда, когда серебро стало быстро обесцениваться по отношению к золоту. Такой шаг облегчил экспорт сырья и другой продукции первичного сектора, поэтому его следует рассматривать в качестве одной из главных причин значительного положительного сальдо внешней торговли Индии в конце предвоенного периода.
Именно в управлении этим положительным сальдо в интересах поддержания стабильности золотого стандарта британская финансовая элита добилась наиболее впечатляющих успехов. Средства, обеспечиваемые положительным сальдо внешней торговли Индии, инвестировались в Лондоне в облигации государственного долга или в банковские депозиты. С помощью системы консолей, созданной для осуществления финансовых трансфертов между Индией и метрополией, удавалось удерживать стабильный курс рупии.
Денежная система в целом, именуемая «золотовалютным стандартом», превозносилась в качестве образца совершенства и эффективности Дж.М. Кейнсом в книге «Индийская валюта и финансы», впервые принесшей ему известность. Действительно, в том, что касается функционирования золотого стандарта, молодой Кейнс был прав. Способствовала ли такая система экономическому развитию Индии — совершенно иной вопрос, которому редко уделяют внимание исследователи экономической истории Индии.
Производство золота в Южной Африке также являлось фактором поддержания стабильности золотого стандарта. В Лондоне осуществлялись продажи всего золота, добытого в Южной Африке; в Лондоне же инвестировались — по крайней мере, на краткосрочный период — доходы от этих продаж. Легко представить себе, какое большое значение придавали контролю над столь огромным потоком финансовых средств британские институты денежно-кредитной политики.
Эта роль стала очевидной после Первой мировой войны, когда была предпринята попытка вновь вернуться к золотому стандарту. Следуя совету профессора Кеммерера, Южная Африка установила золотой стандарт и отказалась от фиксации курса своей валюты к фунту стерлингов. Тем самым были разорваны связи с Лондоном к великому неудовольствию Монтегю Нормана, который оказался свидетелем внезапного падения одной из главных опор британской валюты.
Если Франция, Индия и Южная Африка способствовали стабильности золотого стандарта, то Соединенные Штаты на протяжении столетия доминирования золотого стандарта представляли собой одну из главных угроз его беспрепятственному функционированию. После того как на протяжении первых десятилетий XIX в. потерпели поражение политические и экономические силы, выступавшие за упорядоченное развитие финансовой системы США, рост американской экономики приобрел спазматический характер, который сохранялся вплоть до Второй мировой войны. Центральный банк Соединенных Штатов, созданный Александром Гамильтоном по образцу Банка Англии, был сознательно лишен всех полномочий.
Банки возникали повсюду в соответствии с моделью «диких финансов», которая, хотя и способствовала феноменальному росту американской экономики, придала ему четко выраженный циклический характер. На протяжении всей эпохи золотого стандарта Банк Англии должен был играть трудную роль кредитора последней инстанции по отношению к американской финансовой системе. Рост американского сельскохозяйственного экспорта в сочетании с развитием местной промышленности и особенностями банковской системы США, сочетавшей в себе черты развития и отсталости одновременно, породил знаменитую сезонную модель финансовых затруднений, получившую название «осенней утечки золота».
Она происходила каждый год, когда выручка от реализации урожая на внешних рынках исчезала в недрах абсолютно децентрализованной американской банковской системы и, по большей части, оседала в карманах фермеров. Утечка золота ощущалась сначала в Нью-Йорке — основном финансовом центре США. Процентные ставки резко возрастали, поскольку в Нью-Йорке отсутствовали сколь либо значительные централизованные банковские резервы, а государственное казначейство, обладавшее очень большими золотыми резервами, плохо разбиралось в возможностях их использования для достижения стабилизационных целей.
Рост процентных ставок в Нью-Йорке неизбежно должен был отразиться на состоянии единственного свободного рынка золота, который функционировал в Лондоне. Как следствие наблюдался переток золота из Лондона в Нью-Йорк, после чего оно «исчезало» на несколько месяцев — до тех пор, пока фермеры не израсходуют выручку от продажи урожая, а местные банки не переведут средства обратно в Нью-Йорк.
Помимо этой сезонной утечки золота (против которой Банк Англии так и не смог найти действенного средства) имели место и другие утечки, связанные с периодическими паниками, которым была подвержена специфическая банковская система США. После того как наиболее губительная из них — паника 1907 г. — привнесла хаос во всю мировую экономику, Конгресс США решил принять адекватные меры и в 1913 г. была создана Федеральная резервная система (ФРС). Однако потребовались еще 20 лет и еще один глубокий кризис (1929—1933 гг.), чтобы ФРС действительно стала функционировать в качестве центрального банка.
Мы уделили столь значительное место обзору финансовой истории США потому, что следует четко представлять себе то влияние, которое специфика американской финансовой структуры оказывала на мировую финансовую систему в эпоху золотого стандарта. Страна, которая к концу XIX в. стала крупнейшим производителем промышленной продукции и крупнейшим сельскохозяйственным экспортером, по-прежнему импортировала огромные финансовые ресурсы.
Она не имела центрального банка и сохраняла абсолютно децентрализованную банковскую систему, которая, хотя и обеспечивала высокие темпы экономического роста, была подвержена периодическим всплескам нестабильности. Конгресс и правительство США способствовали усугублению этой нестабильности своей некомпетентной и предвзятой политикой, касающейся, в частности, цен на серебро и управления фискальными доходами.
Неблагоприятная динамика цен на серебро в последнее десятилетие XIX в. привела к лихорадочному принятию золотого стандарта правительствами и парламентами большинства стран. Выбор в пользу золота диктовался не столько падением цен на серебро, сколько их резкими колебаниями, увеличению амплитуды которых способствовала необдуманная политика США в данной сфере. Даже европейские фермеры, ведущие отчаянную борьбу против дешевого импорта из Нового Света, были вынуждены выступать за золотой стандарт вследствие невозможности предсказать в момент посева цены на будущий урожай.
Промышленники из развивающихся стран, приступивших к реализации стратегии импортозамещения, являлись сторонниками твердой валюты, позволяющей осуществлять беспрепятственное погашение внешних займов, а также протекционистских мер, направленных на недопущение на внутренний рынок импортных промышленных товаров.
Большинство стран, перешедших на золотой стандарт, приступили к аккумуляции золотых резервов, которые, как предполагалось, должны были служить в качестве стабилизационного фонда для поддержания устойчивости валюты. Очень часто накопление золотых резервов сопровождалось накоплением «буферных» резервов иностранной валюты, которыми в случае возникновения финансовых проблем жертвовали ради сохранения золотых резервов.
В противоположность намерениям и действиям послевоенных руководителей британской денежно-кредитной политики, их предшественники до Первой мировой войны были крайне озабочены повсеместной тенденцией к установлению золотого стандарта и созданию центральных банков по английскому образцу. Они совершенно правильно осознавали, что Британия сможет сохранить статус центра мировой финансовой системы лишь до тех пор, пока эта система будет основана на свободном международном перетоке золота, все резервы которого сосредоточены в Банке Англии.
Накопление золота Францией рассматривалось как положительный фактор, поскольку оно увеличивало возможности маневра для Банка Англии практически без всяких издержек с его стороны. Однако накопление золота Германией уже представляло собой угрозу, поскольку Германия не испытывала доверия к свободному рынку золота, и процентные ставки Банка Англии не обеспечивали беспрепятственного притока немецкого золота.
К несчастью для Британии, германская модель нашла наибольшее число приверженцев среди стран, которые для управления системой золотого стандарта создали центральные банки и аккумулировали золотые резервы. Результатом явился переход от свободного перетока золота к формированию все более крупных золотых запасов, на величину которых процентные ставки Банка Англии — традиционный британский инструмент контроля за золотым рынком — не оказывали практически никакого влияния. При этом накопление соответствующих запасов означало одновременное сокращение золотых запасов Банка Англии.
Наряду с рассмотренными внешними, имелись и внутренние затруднения, представлявшие серьезную проблему для руководителей британской денежно-кредитной политики.
Британская финансовая система совершенно не пострадала в годы наполеоновских войн. Ее составляли ряд торговых банков и иных финансовых институтов (таких, как дисконтные дома), а также крупнейших бирж товаров и услуг; в центре этой системы находился Банк Англии. В составе руководства Банка были представлены основные интересы Сити. Степень сплоченности и единства данного органа переоценить невозможно (особенно сейчас, когда эта система подвергается разрушению).
Исследование деятельности Сити в эпоху золотого стандарта должны проводить скорее представители структурной антропологии, а не экономисты. В последние годы эпохи золотого стандарта быстро нарастала угроза существованию этой почти племенной системы, на протяжении десятилетий контролировавшей мировую торговлю и платежные операции. Этой угрозой являлась быстрая концентрация капитала депозитных банков, в результате которой на плаву остались лишь несколько гигантских акционерных банков.
Клиринговые банки — как они стали называться — служили для Сити главными источниками краткосрочных денежных ресурсов, которые использовались для финансирования мировой торговли товарами. Они имели разветвленную систему филиалов, с помощью которой осуществлялся трансферт сбережений из самых отдаленных уголков Британии в Лондон, а оттуда — при посредничестве Сити — во все страны света. Таким образом, клиринговые банки составляли основу всей финансовой системы Британии.
Однако их влияние не было увязано с адекватной степенью ответственности. Они не могли оказывать влияние на определение денежной политики. Они не были представлены в Совете директоров Банка Англии. Более того, по мере концентрации капиталов клиринговые банки сочли возможным проникновение на рынки, традиционно обслуживаемые торговыми банками, — в частности, они начали экспансию в сферу финансирования внешнеторговых операций. Наконец, они приступили к формированию своего собственного централизованного золотого резерва, представляющего собой альтернативу золотому резерву Банка Англии.
В целом, на протяжении последних 25 лет предвоенной эпохи золотого стандарта в британской финансовой системе наблюдались тенденция к отходу от единообразия и движение в сторону децентрализации. Клиринговые банки становились все более независимыми от Банка Англии. Часто — особенно в периоды кризисов — они буквально выбивали почву из-под ног финансового истеблишмента, изымая свои депозиты из финансовых институтов Сити.
Тем самым они демонстрировали свою мощь и требовали адекватного признания. Такая модель поведения особенно четко прослеживалась в ходе кризисов 1890, 1907 и 1914 гг. Эта тенденция подорвала единство финансовой элиты и в сочетании с рассмотренными выше экзогенными факторами способствовала дестабилизации золотого стандарта.
Можно даже утверждать, что именно утрата британской финансовой системой своего единства и однородности привела к отмене золотого стандарта в июле 1914 г. Коллапс системы произошел задолго до того, как Британия была втянута в военный конфликт.