Теория народонаселения Мальтуса


Часто говорят, что Мальтус был лучшим историком, чем пророком. Он был бы очень удручен, услышав подобный приговор, поскольку, создавая свою теорию народонаселения, он как раз намеревался заложить научную базу для предсказания будущего состояния человечества, которая противостояла бы теориям утопистов, в особенности Годвина. Чаще всего ссылаются на то, что Мальтус не сумел предвидеть промышленную революцию.

Однако даже с позиций сегодняшнего дня специалисты по экономической истории затрудняются найти задним числом хоть какие-то признаки ее скорого прихода. Самым значительным вкладом Мальтуса в науку является не его пессимистическое отношение к технологическому прогрессу, а то, что ему удалось предугадать демографические последствия смены технологий и неизбежное воздействие численности населения на уровень жизни.

Теория народонаселения Мальтуса продолжает оказывать влияние на экономическую мысль и сегодня — ее отголоски мы встречаем и в публицистике, и в политических дискуссиях, и в экономическом моделировании, тогда как многие классические теории того времени, например трудовая теория ценности, давно уже сошли со сцены.

В настоящей статье мы рассмотрим демографическую сторону теории Мальтуса. Сначала мы представим его идеи в виде простой модели в современном смысле этого слова. При этом мы не собираемся вдаваться во все тонкости его концепций — тем более, что они часто противоречивы. «Опыт о законе народонаселения», впервые увидевший свет в 1798 г., перерабатывался шесть раз, и последнее, седьмое, издание было опубликовано в 1878 г. — через 38 лет после смерти автора.

Используемая здесь модель призвана отразить только самые существенные и неустаревающие аспекты этой теории. Кроме того, она задает схему для обсуждения всех фактов, подтверждающих или опровергающих правильность предсказаний теории Мальтуса на периодах как до, так и после написания его трудов.

Модель. На рис. 1 представлены основные элементы равновесия по Мальтусу. Три кривые отражают три главные функциональные зависимости. На первом графике представлена агрегированная производственная функция, показывающая связь между численностью населения и уровнем жизни (реальной заработной платой, подушевым доходом).

Равновесие по Мальтусу

Главная особенность этой функции заключается в постоянно убывающей отдаче труда — здесь Мальтус следует примеру других экономистов-классиков, излюбленным коньком которых были подобные функции. Второй график отражает демографические процессы. Смертность (в данном случае она измеряется количеством смертей на 1000 человек в год) растет с падением уровня жизни. Это непосредственное препятствие для роста населения. Рождаемость (в данном случае она измеряется количеством рождений на 1000 человек в год) с падением уровня жизни падает. Это «предупредительное» препятствие для дальнейшего роста населения.

Если рождаемость превышает смертность, численность населения растет, если смертность превышает рождаемость, численность населения падает. Рост населения приводит к снижению уровня жизни (через производственную функцию), что в свою очередь увеличивает смертность и снижает уровень рождаемости, тем самым останавливая рост населения. Точка равновесия в этой простой модели достигается при нулевом росте населения.

В этой точке заработная плата не меняется, а значит, смертность и рождаемость тоже не меняются. Равновесие устойчивое, поскольку любое его нарушение приводит в действие механизм, компенсирующий это нарушение.

Устойчивость этого равновесия и служит причиной пессимизма Мальтуса. Представьте, что произошло расширение пахотных земель. Производственная функция при этом сдвинется вверх, поскольку уровень жизни населения повысится. Но раз уровень жизни повысился, рождаемость начнет расти, а смертность — падать, и рост населения будет поглощать все возникшие выгоды, пока уровень оплаты труда не упадет, наконец, до прежнего уровня.

Демографическое поведение является тем горнилом, из которого выходит «железный» закон заработной платы. Уровень жизни может сохраниться на более высоком уровне только при условии снижения рождаемости (более низкой норме рождаемости при любой заработной плате) или повышения смертности (более высокой смертности при любой заработной плате).

Приведенные выше гладкие кривые описывают долгосрочные тенденции в том виде, в каком они представлялись Мальтусу. Процесс схождения к точке равновесия, однако, виделся ему отнюдь не гладким. Он считал, что компенсирующий рост населения, как правило, «проскакивает» точку равновесия.

Непосредственные препятствия в виде массового голода или болезней проявляются не сразу, но впоследствии приводят к снижению численности населения ниже точки равновесия, и весь цикл повторяется вновь. Мальтус ничего не говорил ни о периодичности такого цикла, ни об амплитуде колебаний в его рамках, он утверждал лишь, что численность населения должна колебаться вокруг уровня долгосрочного равновесия.

Свидетельства «за» и «против». При подробном рассмотрении отдельных компонентов этой модели необходимо обратить особое внимание на три аспекта каждого такого компонента.

Во-первых, следует проанализировать то, каким образом эволюционировали собственные взгляды Мальтуса на ту или иную функциональную зависимость.

Во-вторых, необходимо рассмотреть все исторические свидетельства «за» и «против» существования каждой такой функции. Наконец, необходимо соотнести каждую такую функцию с основными экономическими и демографическими изменениями, имевшими место в течение двух последних столетий.

Сам Мальтус придавал огромное значение эмпирической верификации. Критикуя утопистов, он писал:

«Автор может утверждать, что, по его мнению, человек в конечном счете превратится в страуса. Я не могу должным образом опровергнуть это. Но прежде, чем надеяться на то, что какой-либо разумный человек согласится с его мнением, он должен показать, что человеческая шея постепенно удлиняется, губы становятся все тверже и вытягиваются вперед, ноги и ступни меняют свою форму, а волосы превращаются в зачатки перьев».

Большая часть работы над последующими изданиями «Опыта о законе народонаселения» была посвящена сбору фактов, подтверждающих действие этого закона.

Главная проблема при использовании данной или любой другой теории равновесия для объяснения взаимосвязей между экономическими и демографическими переменными (будь то во времени или в пространстве) или при попытке проверить модель эмпирическими данными заключается в размежевании экзогенных воздействий и эндогенных реакций. Мальтус догадывался о существовании такой проблемы, подтверждение чему мы находим уже в первом издании его «Опыта...».

Дэвид Юм, отмечая тот факт, что женщины в Китае вступают в брак в раннем возрасте, делает вывод о том, что вследствие этого население Китая должно быть очень большим. Мальтус же, считая брачный возраст не экзогенным, а эндогенным фактором, приходит к заключению, что население Китая, напротив, должно быть сравнительно небольшим, а заработная плата — сравнительно высокой, чтобы столь ранние браки получили распространение.

Смертность. Мальтус называл рост смертности в ответ на рост заработной платы «непосредственным препятствием», поскольку, когда численность населения становится слишком большой, подобный эффект оказывается совершенно неизбежным и неотвратимым. Что же касается рождаемости, то ее снижение является «предупредительным препятствием» в том смысле, что если рост населения сдерживается за счет низкой рождаемости, то реакция в виде роста смертности может быть предупреждена.

Мальтус предполагал существование двух типов реализации непосредственного препятствия. Первый заключается в том, что падение уровня жизни приводит к росту «несчастий и пороков». Несчастья и пороки включают в себя некоторые обстоятельства, которые одновременно и снижают, и повышают уровень смертности. В этом случае зависимость получается гладкой и непрерывной, как на приведенном выше рисунке. Второй тип реализации непосредственного препятствия заключается во внезапном скачке смертности, приводящем к резкому сокращению численности населения за год или два.

Если переложить это на современный язык, вероятность резкого увеличения смертности на любую заданную величину должна быть тем больше, чем ниже уровень жизни. Если изобразить зависимость ожидаемого значения нормы смертности от заработной платы графически, мы получим гладкую функцию наподобие той, которая представлена выше. В действительности же все происходит далеко не так гладко. Приближение к равновесию неизбежно, но идет не постоянным темпом.

Авторы, изучавшие вопрос о существовании непосредственного препятствия на историческом материале, подходили к решению этой задачи с двух противоположных сторон. Одни из них рассматривали только крупные кризисы и пытались установить, не являлись ли эти кризисы следствием роста населения. Другие пытались определить степень давления, оказываемого величиной населения на имеющиеся ресурсы в разные моменты времени, и установить связь между этим давлением и динамикой смертности.

Во время массовой эпидемии бубонной чумы в 1347-1348 гг., вошедшей в историю под названием «Черной смерти», погибло от одной трети до половины всего населения Европы. Хэтчер считает, что для Англии Черная смерть не была «мальтузианской» реакцией, т.е. она не явилась следствием перенаселения.

Однако есть множество фактов, свидетельствующих о том, что эпидемии предшествовал длительный период устойчивого роста населения: так, рента и цены на основные продукты питания росли по меньшей мере в течение двух столетий. В 20-х годах XIV в. было несколько голодных лет. «Антимальтузианский» вывод Хэтчера был сделан на основании отсутствия логической связи между уровнем жизни и масштабами эпидемии чумы, а также исходя из того, что, даже если допустить существование перенаселения, рост смертности оказался непропорционально высоким.

Что же касается экономической реакции на Черную смерть, то она была, несомненно, мальтузианской. Однако то обстоятельство, что индуцированная (эндогенная) реакция смертности на рост населения оказалась чрезмерной и превратилась в экзогенный шок, сокративший численность народонаселения до уровня ниже равновесного, вполне согласуется с более тонкими аргументами Мальтуса.

Изучение одного-единственного исторического эпизода не позволяет ответить на вопрос, возросла ли вероятность такого события вследствие предшествовавших ему экономических обстоятельств. Единственное, что можно утверждать наверняка: последующие эпидемии чумы и дальнейшее сокращение численности населения на протяжении по меньшей мере всего следующего столетия не были следствием повышения уровня жизни в результате первой эпидемии.

Разразившийся в Ирландии полтысячелетия спустя голод из-за неурожая картофеля вновь дал повод для споров вокруг неомальтузианских идей. Мокир объясняет главенствующую роль картофеля в пищевом рационе местных жителей давлением перенаселения в уникальных институциональных условиях Ирландии. Как и в случае с чумой, то, что голод произошел именно в этом месте и в это время, было во многом случайным. Однако в отличие от Черной смерти здесь была возможность смягчить последствия и не допустить такого роста смертности. Остается только гадать, что стало бы с ирландцами, если бы английские политики 40-х годов XIX столетия не были знакомы с теорией Мальтуса.

Главные доказательства существования непосредственного препятствия дает изучение демографических последствий голодных лет, когда вслед за неурожаем происходят краткосрочные скачки смертности. Мёвр обратил внимание на существование тесной связи между ценами на зерно и смертностью в отдельных эпизодах французской истории. Последующие исследования, проведенные на более длительных исторических периодах и использовавшие данные по более широкому кругу стран, подтвердили существование четкой статистической зависимости между смертностью и неурожаями. Однако развитие сельского хозяйства и торговли практически уничтожило эту зависимость в Англии к концу XVI в. и во Франции — к середине XVIII в.

Во времена Мальтуса средняя продолжительность жизни составляла не более 40 лет, ныне в большинстве развитых стран она превышает 70 лет. Поскольку уровень жизни также повысился, создается впечатление, что идеи Мальтуса о смертности не столько описывают предыдущую историю, сколько предсказывают будущее. Некоторое сомнение в правомерности такого утверждения высказал Престон, который указал на отсутствие тесной связи между продолжительностью жизни в разных странах и уровнем подушевого дохода.

Из этого он делает вывод, что уровень развития здравоохранения и медицины имеет для продолжительности жизни большее значение, чем уровень материального благополучия. Однако вполне допустимо предположить, что уровень развития медицины является функцией от подушевого дохода в ведущей стране или в группе ведущих стран, и в этом случае выводы Престона следует понимать лишь в том смысле, что теория Мальтуса более не применима к отдельным странам.

Подводя итоги, можно сказать, что свидетельств, подтверждающих существование постулированной Мальтусом связи между уровнем дохода и смертностью, находится не так уж много. Зато имеется очень много свидетельств в пользу того, что большую часть изменений в уровне смертности невозможно объяснить в рамках столь простой модели.

Рождаемость. В первом издании «Опыта о законе народонаселения» Мальтус утверждал, что «страсть между полами является необходимой и сохранится в практически неизменном виде и в будущем», что фактически означает то же самое, что норма рождаемости есть величина более или менее постоянная, которая не зависит от уровня жизни. В этом случае кривая рождаемости на нашем рисунке выродилась бы в вертикальную линию. Позже Мальтус пропагандировал идею поздних браков как средства сдерживания роста населения.

Будучи викарием англиканской церкви, он осуждал как контрацепцию, так и безбрачие, называя и то и другое «грехом». Тот факт, что возникшее в конце XIX в. движение за контроль над рождаемостью связывалось с именем Мальтуса, является следствием очередного заблуждения, которыми так богата человеческая история. Тем не менее, поскольку в модели Мальтуса только ограничение рождаемости позволяет повысить уровень жизни и увеличить ее продолжительность, нет ничего удивительного в том, что те, кто был согласен с его теорией, пусть даже не разделяя его моральных принципов, рано или поздно должны были обратиться к его теории в поддержку своих идей.

Свидетельств в пользу существования эндогенной реакции уровня рождаемости становится все больше, однако убедительно доказать ее существование так пока и не удалось. Ригли и Скофилд показали, что долгосрочная динамика рождаемости в Англии повторяет долгосрочную динамику заработной платы с 1541 по 1871 г. При этом лаг составлял 40 лет, и из 330 лет в 140 случаях эти показатели двигались в разных направлениях.

Кроме того, в Англии, как и в остальных европейских странах того периода, средний брачный возраст и фертильность в браке оставались достаточно стабильными величинами, и до наступления промышленной революции основной причиной изменений уровня рождаемости в Англии было изменение доли лиц, когда-либо состоявших в браке, в составе всего населения.

Самой большой неудачей теории народонаселения Мальтуса является то, что она не смогла объяснить переход от высокой, практически неконтролируемой рождаемости в браке к современной низкой рождаемости. Процесс этот начался раньше всего во Франции, как раз в то время, когда Мальтус писал свою работу. Примерно тогда же им оказалась затронута часть Соединенных Штатов и Венгрия, а где-то между 1870 и 1914 гг. этому примеру последовали и остальные страны Европы.

При этом ни в одном случае долгосрочное падение рождаемости не было обусловлено падением национального дохода. Если взять сегодняшний день, то в ряде развивающихся стран удалось добиться снижения рождаемости за счет одних только политических мер, не сопровождавшихся экономическим ростом, однако в целом долгосрочный экономический рост продолжает оставаться важнейшим фактором, приводящим к снижению рождаемости.

Неоклассические теории рождаемости, в частности теория Беккера, пытаются спасти мальтузианскую теорию, встраивая ее в модель спроса на детей в качестве эффекта дохода. Поскольку по сравнению с другими потребительскими благами дети обходятся все дороже, возникает эффект замещения, который может оказаться более важным фактором, определяющим динамику рождаемости, чем эффект дохода. Подобная модель действительно помогает понять, почему мальтузианская модель достаточно хорошо объясняет циклические колебания уровня рождаемости как до, так и после перехода от высокой рождаемости к низкой, — ведь относительные цены не могут колебаться так же сильно, как и доход.

Маркс, резко критиковавший Мальтуса, не удивился бы такому выводу. Он всегда утверждал, что мальтузианские законы народонаселения присущи лишь специфическому способу производства в допромышленной Европе и что другим способам производства будут соответствовать иные режимы воспроизводства населения. К сожалению, никаких конкретных указаний о том, как получить правильный прогноз, он не оставил.

Забавно, что теория народонаселения Мальтуса, призванная предсказывать долгосрочное равновесие, хорошо согласуется с краткосрочными колебаниями, но не отражает долгосрочных тенденций. Человечество не достигло идиллического состояния, предсказываемого утопистами — оппонентами Мальтуса. Не выполнили мы и предсказаний Мальтуса.

Отделение функции воспроизводства от «страсти между полами» привело к тому, что рождаемость в богатейших странах мира упала даже ниже уровня, необходимого для простого воспроизводства, а в беднейших странах множество детей обречено прожить свою короткую жизнь в нищете. Современные теории народонаселения должны признать свой долг перед Мальтусом и двигаться дальше.