Определение рынка как места торговли, приведенное в итоговом отчете Британской Королевской Комиссии по пошлинам и правам торговли за 1891 г., не устарело до сих пор: там этот термин определяется как «санкционированный публичный сход продавцов и покупателей товаров, встречающихся на территории с более или менее строго очерченными или определенными границами и в заранее назначенное время».
Ярмарки — это тоже некий сход продавцов и покупателей, но от рынка он отличается тем, что проводится гораздо реже (обычно раз в год в течение нескольких дней подряд). Тем не менее, для наших целей в этом определении нам понадобится несколько уточнить формулировки и расставить дополнительные акценты.
Во-первых, предлагаемые на продажу товары должны быть разложены на виду, так что хлебные и прочие товарные биржи (не говоря уж о фондовых) сразу отпадают; во-вторых, продавцов на рынке должно быть очень много, их численность должна бьпь сравнима с численностью покупателей, поэтому отпадают супермаркеты, а также торговки, продающие разную снедь на улицах, даже если они собираются в группы по несколько человек (такие сценки очень характерны для Западной Африки); в-третьих, рынки функционируют только день (иногда вечер), поэтому у них есть время открытия и время закрытия; в-четвертых — и это еще одна важная особенность рынка, — в его функционировании присутствует некий ритм или периодичность, которые задаются принятым ритмом торговой жизни в данной местности, «торговой неделей»; в-пятых, наряду с предложением товаров на рынке могут предлагаться различные услуги (например, мелкий ремонт, приготовление еды, услуги парикмахерских); в-шестых, аукционы как таковые к рынкам не относятся, хотя на некоторых специализированных рынках продажа с молотка может практиковаться; в-седьмых, рынки — это «публичное» место сбора в том смысле, что любой желающий что-то купить или просто поглазеть должен иметь возможность свободно зайти, т.е. слово «публичное» не означает, что рынок должен быть общественной собственностью; в-восьмых, налогообложение продавцов обычно осуществляется посредством сбора пошлины за товары или арендной платы за место; и, наконец, в-девятых, несмотря на то что рынок в том смысле, в каком мы его рассматриваем здесь, — это место торговли, все же не место, а действия различных его участников (то, как они организованы) определяют лицо рынка.
К рынкам как местам торговли в отличие от рынков как совокупности социально-экономических отношений экономисты никогда не проявляли особого интереса, снисходительно отдавая этот предмет на откуп экономической истории, — см., например, статью «Рынок как место торговли» в Словаре политической экономии Палгрейва, изданном в 1925 г. Сегодня это пренебрежение достигло крайнего предела, поскольку в предметных указателях бесчисленных публикаций по теории и практики маркетинга, т.е. рыночной стратегии, «рынок как место для торговли» даже уже не упоминается.
Такое отношение не может не вызывать удивления, поскольку рынки как места купли-продажи, особенно те, на которых продается домашний скот, оптовые рынки, торгующие мясом, рыбой, овощами и другими продуктами сельского хозяйства, даже в Европе никак не назовешь отмирающим институтом; правда, розничных рынков в Европе осталось совсем мало — не то что во времена Сэмюэля Пеписа (когда единственными продовольственными магазинами в центре Лондона были бакалейные лавки и булочные), а те, что остались, настолько неинтересны по сравнению с рынками и базарами в развивающихся странах, что Европу мы здесь вообще рассматривать не будем. Что же касается Соединенных Штатов, то там рыночная торговля в том смысле, в каком мы понимаем ее здесь, никогда не играла сколько-нибудь заметной роли.
Поступая так, мы вовсе не проявляем неуважения к истории, поскольку рынки многих стран третьего мира являются очень древними. Еще Кортес сообщал о рынке в Теночтитлане, столице ацтеков, где, по словам очевидцев, ежедневно собиралось 60 000 торговцев, причем сама организация торговли у испанцев удивления не вызывала. Другой очевидец, Ибн Баттута, рассказывал о существовании огромных рынков на территории Западного Судана в XIV в.; Питер де Марес говорил о том, что в 1600 г. у каждого города на Золотом Берегу был свой специальный базарный день; расположенный в верховьях Нигера Дженне в середине XVII столетия считался одним из самых больших рынков мусульманского мира.
Исследователь поздней Китайской империи антрополог Дж.Скиннер подчеркивает, что иерархические системы китайских рынков формировались в течение многих столетий; его истории возникновения и развития таких систем является поистине монументальным.
К счастью, существуют два объемных библиографических справочника, свидетельствующих о важности рынков в странах незападного мира. Один из них посвящен африканским рынкам и насчитывает 406 наименований, в том числе содержит много ссылок на материалы, представляющие интерес для историков. Другой — это даже не один справочник, а целая библиографическая серия о мировых рынках и ярмарках, издававшаяся Международным географическим союзом на всех основных европейских языках.
К сожалению, вышло только три номера, потом публикация была прекращена. Хотя в этих номерах было много ссылок на работы, относящиеся скорее к маркетингу, чем к рынкам как месту торговли, а многие работы, посвященные рынкам в последнем смысле, указывались по нескольку раз, поскольку попадали в разделы по разным географическим регионам, важно то, что не менее 45% из 2155 ссылок, содержащихся в двух первых номерах, относятся к Западной Африке, Центральной Америке, Южной Азии и Андским республикам. При этом на Западную Африку приходится 418 наименований (19%) — это наиболее полно документированный регион из четырех вышеперечисленных.
Однако степень документированности — это не вполне достоверный показатель значимости рынков в том или ином регионе, поскольку в некоторых регионах рынки могут просто оставаться неизученными. Пожалуй, самый поразительный пример в этом смысле дает индийский субконтинент, так как только в последние годы у нас стали появляться сведения о том, что периодически устраиваемые здесь сельские базары, по-видимому, долгое время играли гораздо более важную роль, чем это могло показаться по крайне скудной литературе о них.
Создается впечатление, что из-за своей крайней озабоченности системами земельных рент британские колониальные власти совершенно упустили из виду и существование местных базаров, и торговлю вообще, верно отражая тем самым интересы современных им экономистов, чьи идеи произвели на них столь сильное впечатление. Даже став независимой, Индия, судя по всему, до сих пор продолжает придерживаться прежнего британского подхода, причем не только в отношении рынков, но и в отношении многих других социально-экономических реалий сельской жизни.
С другой стороны, в Западной Африке, где колониальные власти часто менялись и были не столь впечатляющи, как английская власть в Индии, и где антропологи и путешественники уже давно сумели оценить местные базары по достоинству, конец колониализма был связан с расцветом исторических исследований нового стиля, благодаря чему современные исследования рынков-базаров имеют сегодня вполне удовлетворительную историческую базу.
И приснопамятные идеи Карла Поланьи — заблуждение, получившее в 1960-е годы большое распространение, — не произвели здесь сколько-нибудь серьезного впечатления. Поланьи плохо представлял себе, как была организована экономика Западной Африки в доколониальный период, и его основная идея — что свободный, ничем не неконтролируемый обмен на рынках свойствен только промышленным странам XIX и XX столетий, — казалась абсурдной применительно к региону, где рядовые крестьяне привыкли покупать на рынках рабов за деньги не только в XIX в., но и в значительно более ранние времена.
Вскоре после того, как в конце 1960-х годов лидерами в исследованиях рынков стран третьего мира стали географы, они, как и все интеллектуальные лидеры, взялись за поиск единой теории, в данном случае — теории периодической рыночной торговли. Но их поиски не увенчались успехом, поскольку функции крупных сельских периодических рынков — а именно такие рынки служат краеугольным камнем всех систем рыночной торговли — очень сильно различаются как по регионам, так и внутри самих регионов. В некоторых регионах, в частности в поздней Китайской империи, существовала строгая иерархия рынков, в которой уровень рынка определялся в зависимости от его значения в оптовом обороте, а крупные городские рынки играли роль вершин.
Но Скиннер был неправ, считая, что описанные им великолепные структуры были «характерны для целого класса цивилизаций, известных как «крестьянские» или "традиционные аграрные общества"», поскольку в Западной Африке, например, самый главный рынок в регионе может быть вообще расположен в чистом поле вдали от городов и поселков, играя роль связующего звена между различными экологическими зонами, т.е. связь между «уровнем» рынка и размером населения (если таковое вообще поблизости имеется) здесь вовсе не обязательна.
Огромная территория Китая, древность и стабильность его устоев делают эту страну совершенно нетипичной, поэтому проводить какие-либо параллели между Китаем и другими регионами — задача безнадежная. У народов других стран могло просто не хватить времени, чтобы так разумно распределиться по территории в точном соответствии с теорией «центров торговли». Только синолог может утверждать, что наличие тесной зависимости между плотностью населения и урожайностью для традиционных аграрных обществ является «практически аксиомой».
Однако базовое различие между сельскими периодическими рынками и ежедневными рынками действительно полезно с содержательной точки зрения: ежедневные рынки всегда располагаются в городах или поселках, и на них довольно много постоянных торговцев, работающих каждый день и имеющих свои места, а на периодических рынках торгуют в основном сами крестьяне или их жены, продающие свою собственную продукцию, причем они и сами нередко становятся покупателями, но торговать на рынке каждый день у них просто нет времени.
Теория «центров торговли» Кристаллера, в которой нужно чертить шестиугольники, намного лучше подходит для поздней Китайской империи, чем для своей родной Германии. То же самое, по-видимому, верно и для многих других развивающихся регионов, которые более или менее удовлетворяют строгим критериям этой теории, в том числе имеют плоский ландшафт без особых примет, хотя географы пока еще это окончательно не доказали. Конечно, они приложили немало усилий, чтобы разобраться во всех временных и пространственных факторах, но, например, ответ на вопрос, является ли четырехдневная торговая неделя «матерью» восьмидневной или наоборот, пока еще не найден.
Скиннер считал, что интенсификация рыночной торговли в ответ на рост численности населения всегда приводит к сокращению, обычно наполовину, продолжительности торговой недели; Фрёлих же предполагал нечто прямо противоположное: он считал, что смена существующих рынков новыми происходит путем удлинения торгового цикла.
Большинство авторов считают, что торговая неделя (длина которой в разных регионах обычно составляет 3, 4, 5, 6, 7, 8 или 10 дней подряд, хотя бывают и рынки, работающие через день) определяется скорее экономическими, нежели календарными факторами, но дальше этого объяснение обычно не идет. Сохранение во многих районах Западной Африки несемидневной недели, несмотря на значительное распространение европейской семидневки, на которую давно перешли все коммерческие и учебные заведения, представляется весьма любопытным явлением.
Отношение государства к периодическим рынкам в разных странах разное. Так, в Мехико-Сити такие рынки считаются важным компонентом структуры розничной торговли, несмотря на попытки властей ликвидировать их. В Папуа — Новой Гвинее, наоборот, правительство еще только стремится их внедрить. В Индии органы городского планирования придают большое значение развитию городских регулируемых рынков и пренебрежительно относятся к стихийно возникшим сельским базарам, хотя такое отношение им вскоре придется изменить.
Кения и Танзания, по-видимому, даже как-то стыдятся, что до XX в. у них почти не было рынков, если не считать прибрежных. Скиннер рассказывает о том, как китайские власти пытались покончить с рынками в конце 1950-х годов, и о том, какие катастрофические последствия это имело, хотя уничтожить рынки так и не удалось. Что же касается городских рынков, их, пожалуй, везде ругают за отсутствие складских помещений и антисанитарию.
Любые попытки построить какую-то общую теорию, связывающую торговлю на местных рынках с межрегиональной торговлей (не обязательно караванной) обречены на неудачу. В некоторых регионах караваны кочуют от рынка к рынку, связывая их между собой, в других — стараются обходить рынки стороной, хотя бы потому, что вьючные животные требуют пастбищ, к тому же караваны сами являются мобильными рынками со своими устоявшимися маршрутами.
Что касается «челноков» на грузовиках, многие из них вообще никогда на рынках не бывают, потому что покупают они свой товар — бананы или ямс — крупными партиями прямо в деревнях, а продают его в городах, там, где разрешена торговля с колес, в том числе — на специальных стоянках для грузовиков. Не учитывая таких моментов, географы создали огрубленные, ложные представления об отношениях между городом и деревней.
В более ранние времена, когда первую скрипку в изучении местных рынков играли не географы, а антропологи, основной упор в их исследованиях делался не на экономические функции рынков, а на их роль в местной политической и религиозной жизни, в проведении досуга и формировании социума. Но и с точки зрения неэкономических функций рынков в разных регионах дела обстоят по-разному. Где-то рынок — это идеальное место для свиданий юношей и девушек: там никто никого не знает, там нет поблизости родственников и никому ни до кого нет дела, а ислам, наоборот, запрещает девушкам брачного возраста показываться на рынках.
Для географов самое важное — это место и время, а на людей (покупателей, продавцов, зевак, из которых многие — дети) они не обращают внимания, а ведь именно люди делают рынок живым организмом. Их предшественники, антропологи, красочно описывали людей и товары, но лишь немногие из них видели в торговцах экономических субъектов. Пожалуй, самым примечательным исключением был С.У. Минц, написавший множество работ о торговцах Карибских островов и Латинской Америки.
Общепризнанно, что продавцы любых товаров — а в целом ряде важных регионов торгуют в основном женщины — обычно на рынках держатся группами и пытаются (в основном — безуспешно) «застолбить» цены на свои товары на каждый день. Хотя конкуренция, как правило, бывает настолько острой, что искусственно завысить цену практически невозможно, само существование практики особых отношений продавцов с «постоянными покупателями» говорит о том, что конкуренция эта, по-видимому, несовершенна.
Кроме того, стандартные меры, которыми пользуются продавцы (взвешивание встречается достаточно редко), как правило, все с «подвохом» — например, на многих рынках на юге Ганы для отмеривания кукурузного зерна используются жестяные банки из-под керосина, и во все эти банки для уменьшения объема вставлено двойное дно; вставить фальшивое дно можно тут же на рынке — умельцы работают ни от кого не таясь.
Очень интересно организованы рынки, где торгуют крупным рогатым скотом, особенно в Западной Африке; именно в Западной Африке лучше всего изучать традиционные системы такой торговли, включающие землевладельцев и посредников, которые снабжают торговцев товаром и для ускорения оборота предоставляют им кредиты.
Один из сторонников Поланьи утверждал, что «на протяжении большей части истории» человека окружали рынки с фиксированными ценами, базары, не формировавшие единых цен, и экономические системы, основные законы которых не соответствуют ортодоксальной экономической теории. Что ж, может быть только период этот был каменным веком исследований рынков как мест торговли.