Тем не менее, существование господствующего, или привилегированного, класса в социалистическом обществе не было тайной, например, для Н.Бердяева или Л.Троцкого. О наличии «привилегированного» класса они писали еще в 30-х годах, когда номенклатура только набирала силу. Но уже тогда стала очевидной двойственность ее положения, таившая в себе неразрешимое в условиях социализма противоречие, состоявшее в фактическом выполнении функций собственника, будучи при этом всего лишь сособственником, что неизбежно порождало устремленность номенклатуры на обретение статуса собственника.
Фундаментальное исследование природы и происхождения этого класса впервые было проведено эмигрировавшим в Германию советским социологом М. Восленским уже на исходе 80-х годов. Им вскрыт процесс разложения номенклатуры как носительницы марксистско-ленинской идеологии, что свидетельствовало о глубоком разложении социализма как системы, социальной структуры общества.
Как видим, социальная структура социалистического общества оказалась не только весьма специфичной, но и внутренне противоречивой, вследствие этого с самого начала таившей в себе потенциальную возможность социальных конфликтов. Недопущения таких конфликтов правящая номенклатура добивалась сокрытием истинных размеров своих доходов, что ей вполне удавалось в условиях полного отсутствия гласности.
Что касается рабочего класса и колхозного крестьянства, то даже в годы самого глубокого застоя они и не помышляли о рыночной экономике, а о капитализме — тем более. Не они явились застрельщиками радикальных перемен. Даже события в Новочеркасске в июне далекого 1962 г. не имели политической подоплеки. В новейшей советской истории это было единственное выступление рабочих, спровоцированное повышением государством с 1 июня 1962 г. розничных цен на мясо на 30% и масла — на 25% и совпавшим с ним снижением заработной платы рабочих крупнейшего в стране Новочеркасского электровозостроительного завода на 30%.
Требования были сугубо экономические. Чтобы исключить подобное впредь, власть применила оружие, были убитые и раненые, хотя общее число жертв неизвестно и поныне. И действительно, такого рода выступлений больше не было. Народ смиренно относился к своей участи, чему были веские основания.
А вот набравшая силу за годы советской власти номенклатура постепенно все в большей мере осознавала недостатки своего социального статуса. Зрело и понимание того, что изменить ситуацию возможно только путем коренного преобразования существующего строя, к тому же на глазах хиреющего, и отнюдь не только и даже не столько в силу якобы допущенных просчетов в управлении, хотя и они были.
Главная причина состояла в полном исчерпании социализмом к 80-м годам своего потенциала развития, вследствие чего предпринятая под вполне социалистическими лозунгами перестройка самым естественным образом обернулась рыночной трансформацией, выдвинувшей на авансцену наиболее решительных представителей все той же номенклатуры, вполне созревших для окончательного разрыва с социализмом.
Полностью сохранив в своих руках политическую власть, бывшая советская номенклатура, освободившись от идеологических оков, немедленно занялась преобразованием своего социального статуса управляющего объектами государственной собственности в полноценного собственника этих объектов, и в первую очередь — наиболее привлекательных и перспективных с точки зрения экономической.
К ней примкнули бывшие комсомольские лидеры, сумевшие самым лучшим образом воспользоваться и так называемым «золотом партии», хотя судьба последнего в полной мере и поныне так и не выяснена. Присоединились и теневики, накопившие свой капитал еще в советский период и сумевшие не только сохранить его, но и легализовать в полной мере уже в годы реформы.
Совершенно неожиданно вдруг обнаружилось, что социализм так и не сумел полностью искоренить предпринимательский дух народа: к разыгравшейся борьбе за присвоение объектов бывшей государственной собственности примкнули и наиболее предприимчивые выходцы из других социальных слоев. Все вместе они и оказались главными действующими лицами на исторической сцене российского ПНК, основными и наиболее реальными претендентами на «капиталистический престол», на статус собственника государственного имущества.
Исторически исходным способом отделения непосредственного производителя от средств производства и жизненных средств явилась весьма успешно проведенная номенклатурой «спонтанная» приватизация государственного имущества, позволившая ей превратить отнюдь не худшую часть созданных ранее основных производственных фондов в промышленный капитал, минуя столь затяжную предварительную стадию накопления денежного капитала, хотя и в этом процессе она весьма преуспела.
Иная ситуация сложилась для выходцев из других слоев населения, уделом которых стало широкое использование криминальных способов в целях сосредоточения в своих руках свободных денежных средств, достаточных для участия в денежном этапе приватизации любыми доступными им способами, по части изыскания которых они оказались весьма изобретательными.
Отчуждение широких слоев населения от объектов государственной собственности было в значительной мере облегчено тем, что фактически они и при социализме сособственниками себя не ощущали вследствие крайних масштабов совместного присвоения. Существенно и то, что за годы советской власти «простой советский человек», находившийся под неусыпным оком государства, приобрел такие черты, как иждивенчество, социальная пассивность, чем в немалой мере объясняется его бездеятельность и безразличие к начавшемуся в конце 80-х годов разделу и переделу объектов государственной собственности, его весьма скептическое отношение к ваучерам: право на кусок государственного пирога не воспринималось им всерьез.
Между тем бесплатная раздача части — не лучшей и не большей — государственного имущества была не только данью сложившемуся за годы советской власти менталитету, но и создавала равные стартовые условия для вхождения в рынок для всех.
И, тем не менее, ваучеризация позволила прежде всего «красным директорам», то есть представителям все той же бывшей номенклатуры, без особых денежных затрат сформировать за короткий период времени солидный пакет акций путем скупки обесцененных гиперинфляцией начала 90-х годов ваучеров у членов трудовых коллективов своих предприятий, тем самым дополнив сохраненный ими статус управляющего статусом собственника бывшего государственного предприятия.
Вместе с тем свойственная переходному периоду неустойчивость вновь приобретенного статуса, равно как далеко не всем доступная способность адаптироваться к новым условиях хозяйствования, толкала директорат на более надежный и вполне доступный путь. Это путь расхищения активов предприятий в целях личного обогащения, развертывания коммерческой вместо производственной деятельности, как, например, сдача в аренду производственных площадей, распродажа производственных активов и т.д.
Перевод капитала из промышленной формы в денежную оказался более предпочтительным в условиях тяжелого финансового положения большинства предприятий с неясными перспективами на будущее, да еще и в условиях крайне неблагоприятного инвестиционного климата.
Трудящиеся безучастно наблюдали за развернувшейся исторической драмой. Социальные протесты раздавались главным образом лишь по поводу несвоевременной выплаты заработной платы и социальных трансфертов — явления сугубо российского, порожденного неуемной фантазией российских реформаторов и вновь нарождающегося класса собственников.
Исключением из пассивного большинства явилась лишь наиболее активная часть населения, главным образом молодежь, безоглядно включившаяся в криминальную деятельность, используя зачастую хотя и дикие, но едва ли не единственно им доступные способы борьбы в целях личного обогащения за счет нарождающегося слоя собственников. Но и последние в свою очередь не гнушались пользоваться услугами криминала в своих далеко не бескорыстных интересах, объективно питаемых эпохой ПНК.
Потенциальными претендентами на объекты государственной собственности были найдены вполне адекватные сложившейся ситуации способы преодоления дефицита денежного капитала в условиях стремительного преобразования отношений общенародной собственности:
Примерами взяточничества и расхищения средств государственными чиновниками пестрят газеты и журналы по сегодняшний день.
Итак, в развернувшемся в российской экономике процессе первичного капиталообразования бесспорным лидером оказалась бывшая советская номенклатура. К ней примкнули бывшие теневики, а также наиболее предприимчивые выходцы из других слоев населения.
Справедливости ради отметим, что «чистых» по своему происхождению капиталов, как правило, не бывает. Эпоха ПНК характеризуется всякими, в том числе и даже по преимуществу «грязными» методами накопления капитала, воспрепятствовать использованию которых государство оказалось неспособным, что имеет вполне объективные основания.
В России даже введенная в законодательное русло приватизация густо сдобрена криминалом. Так, по данным Генпрокуратуры, количество экономических преступлений оказалось равным количеству актов приватизации государственного имущества. Не менее криминализированным явился и постприватизационный передел объектов присвоения. В ходе этих процессов даже убийства экономических и политических соперников превратились в бытовое явление.
Предлагаемая идентификация переживаемого российской экономикой периода с процессом ПНК необходима не только для понимания данного процесса с сугубо познавательной точки зрения, но и для определения наиболее адекватных форм экономического поведения участников данного процесса, государства — в том числе, в адрес которого столь громко звучит критика по поводу неуправляемости экономикой.
По поводу этой критики напомним, что во всех странах ПНК протекает стихийно. Но это воспринималось вполне естественным для стран, переходивших к капитализму от феодального общества, где по-иному и быть не могло. Но совсем неожиданным явилось то, что и в России этот процесс приобрел преимущественно стихийный характер, по крайней мере, в 90-е годы. Переходный период таковым не воспринимался, а следовательно, не воспринималась и присущая ему стихия, поскольку в любом случае над нами тяготело наше недавнее тоталитарное прошлое, где власть государства была безраздельна.
И все же объективные закономерности, свойственные переживаемой эпохе, оказываются сильнее привходящих, хотя и весьма существенных обстоятельств. Преобладанию стихийных процессов способствовала и принятая модель рыночной трансформации, ограничившая экономическую политику государства проведением ее кредитно-денежной и финансовой составляющих в качестве приоритетных — тем более, что сам этот выбор оказался отнюдь не случайным.
Приоритетность данных направлений экономической политики вполне логична, коль скоро теоретическим обоснованием принятой модели является монетаризм, коль скоро она предложена финансовой международной организацией. Предусмотренная данной моделью широкая либерализация экономической деятельности хозяйствующих субъектов, без которой невозможны в принципе рыночные преобразования, автоматически означала ограничение вмешательства государства в экономическую жизнь общества.
Такая либерализация, дополнив прорыночное законодательство конца 80-х годов, в полной мере позволила хозяйствующим субъектам развернуть процесс первичного капиталообразования, в котором государство участвовало прежде всего в качестве законодателя. Его деятельность как макроэкономического агента сужается по мере приватизации объектов государственной собственности, приобретая уже в силу этого совсем другой характер.
При таких предпосылках сетования по поводу бездеятельности государства представляются не вполне состоятельными. В рамках принятой модели государство сделало все необходимое для осуществления рыночной трансформации. Более того, именно данная модель позволила в кратчайший срок разрушить отношения государственной собственности, придав тем самым необратимый характер переходу к рынку.
Это было тем более важно в стране, где в таком переходе прямо и непосредственно была заинтересована лишь незначительная часть общества, но не широкие слои населения. Реформа не пользовалась поддержкой снизу, хотя альтернативы история не предоставила. Ее проведению низы просто не воспрепятствовали.
В полном соответствии с природой ПНК либеральная модель в наибольшей мере создала предпосылки для развертывания присущего ему по определению стихийного характера преобразований. Как показывает мировой опыт, преобразование отношений собственности путем раздела ранее созданных объектов присвоения не может быть осуществлено на основе общественного договора. На добровольной основе «огораживания» унаследованного национального богатства не осуществить. Эта проблема решается посредством механизма жесткой и бескомпромиссной конкурентной борьбы, в ходе которой побеждает тот, кто в наибольшей мере способен отстоять свои притязания на статус собственника.
Конкурентная борьба в переходный период в противоположность зрелой рыночной экономике имеет ту особенность, что ее объектом является прежде всего не рыночная ниша, не карман потребителя, не сфера приложения капитала, но объекты государственной собственности, созданные в предшествующий период и подлежащие переходу в частные руки, в руки индивидуальных и ассоциированных собственников, в ходе этой борьбы утверждающих свое право, право сильного, на обладание ими.
Экономическое поведение государства в переходный период следует оценивать с точки зрения адекватности выполняемых им функций эпохе ПНК. Использование иных критериев просто некорректно. И в этом смысле деятельность российского государства на протяжении всех 90-х годов не только соответствовала этой эпохе, но и была вследствие этого весьма продуктивной. Результаты его деятельности соответствовали интересам главных действующих лиц ПНК как носителей рыночных преобразований.
Вместе с тем интересы нарождающегося класса собственников неправомерно квалифицировать в силу сложившейся в отечественной экономической науке традиции исключительно как противоречащие широким слоям населения. Не по вине этих лиц рухнул социализм, не они выбирали рыночный характер преобразований. Иного пути история просто не предоставила.
Лишь в силу положения номенклатуры в качестве управляющего в социалистическом обществе она обладала неоспоримыми преимуществами в конкурентной борьбе за присвоение объектов государственной собственности, в своих притязаниях на статус собственника средств производства, хотя далеко не все ее представители сумели этот статус приобрести, а приобретя — сохранить. К тому же класс собственников сформировался отнюдь не исключительно за счет выходцев из номенклатуры.
Появление подлинного собственника тождественно появлению в его лице и инвестора, с деятельностью которого связано возрождение реального сектора, а следовательно, и жизненного уровня всех слоев населения, получающих рабочее место и возможность обеспечивать рост своих доходов за счет своих собственных трудовых усилий. Собственники средств производства в рыночной экономике действительно прямо и непосредственно преследуют достижение личной выгоды, личного обогащения.
Но результатом их деятельности становится обогащение всех членов общества, хотя при этом неизбежно растет социальная дифференциация, регулирование которой в современной социально ориентированной рыночной экономике становится одной из важнейших функций государства.
Противоречия переходного периода порождены самим фактом преобразования отношений собственности, в ходе которого изменяется социальный статус каждого члена общества. Расставание с этим статусом в постсоциалистической стране оказалось крайне болезненным в силу его уникальности, не говоря уже о том, что такой переход сопровождался трансформационным спадом, а следовательно, массовой нищетой и безработицей.
Вместе с тем и поляризация общества — органическое свойство данной эпохи. Суть этой поляризации — накопление богатства в руках немногих путем отчуждения от средств производства подавляющей части населения. При такой ломке не могла сохраниться и прежняя социальная система в облике общественных фондов потребления. А потому вполне естественно, что переходная российская экономика в полной мере продемонстрировала присущий ей асоциальный характер даже в условиях широкого прокоммунистического движения, высокой активности коммунистических лидеров, доминирования фракции КПРФ в российском парламенте на протяжении едва ли не всех 90-х годов.
Переломить ситуацию им так и не удалось в силу, прежде всего, объективных причин, хотя их активность представляет собой скорее дань традициям социальной демагогии советских лет, а в еще большей мере служит способом сохранения своего доверчивого электората, а следовательно, и своего пребывания у власти, у государственной кормушки, в облике все тех же благополучно сохраненных для себя и приумноженных в разоренной стране привилегий, при полной поддержке фракции КПРФ.
Российское государство сумело решить едва ли не самую главную и сложную проблему переходной эпохи — проблему обеспечения социального мира в стране в период, когда все население расставалось со статусом сособственника с соответствующими способами его экономической реализации.
И это при том, что оно нередко оставалось безучастным к грубому нарушению трудового законодательства со стороны частного бизнеса, само прибегало к несвоевременной выплате заработной платы и социальных пособий, не препятствовало процессу первичного капиталообразования, в том числе и путем разорения населения и предприятий реального сектора коммерческими банками и прочими финансовыми структурами, и даже само активно включилось в этот процесс, возведя финансовую пирамиду в облике рынка государственных ценных бумаг.
Иными словами, действовало в соответствии с потребностями нарождающегося класса собственников, создавая наиболее благоприятные условия для отделения непосредственного производителя от средств производства, для скорейшего накопления денежного капитала, для превращения основных производственных фондов в промышленный капитал. И не его вина в том, что экспроприации подлежала общенародная собственность, в силу чего реформирование сопровождалось резким снижением жизненного уровня населения.
Коль скоро процесс рыночной трансформации является стихийным по своей природе, то так называемая неуправляемость экономикой со стороны государства отнюдь не воспрепятствовала движению к рынку, которое в любом случае сопровождалось бы разрушительными процессами, так как всякий кризис снимает ранее накопленные противоречия единственно доступным ему насильственным путем. Иного механизма историей не наработано.