Особенности либеральной модели

Напомним, что гибель социализма явилась неожиданной даже для западных советологов, не говоря уже об отечественной экономической науке, в силу своей крайней идеологизации даже не столько не способной, сколько не могшей в условиях недопустимости инакомыслия дать адекватного отражения социалистической реальности.

И уже вследствие этого к моменту летального исхода социализма готовой к использованию на практике модели рыночной трансформации не оказалось, хотя такие попытки были предприняты еще в годы перестройки. Напомним о программе «500 дней», в разработке которой приняли участие ведущие ученые страны. Однако крайне острое политическое противостояние внутри правящей партийной элиты воспрепятствовало возможности ее практического использования. А потому, когда пришла пора непосредственно браться за дело, по давней российской традиции модель была позаимствована на Западе.

Пионером в области такого заимствования был Петр I, хотя Россия в тот исторический момент далеко еще не исчерпала потенциал феодального развития. Как известно, и модель социалистического переустройства российского общества была разработана отнюдь не отечественными мыслителями.

Оснований для подобного заимствования на этот раз было еще меньше, во-первых, уже в силу того, что социализма как системы на практике нигде в мире не существовало, то есть заимствованию подлежала научная концепция, химера, во- вторых, сама эта концепция была разработана ее авторами применительно к реалиям развитых капиталистических стран, к числу которых Россия на тот исторический момент не относилась.

Тем не менее, титанической энергией русских революционеров данной концепции суждено было материализоваться. Расплатой за насилие над историей стали жизни миллионов людей. Еще более увеличился разрыв в уровне экономического развития России относительно западных стран.

Итак, позаимствованная на сей раз модель была разработана экономической элитой США и принята к практическому использованию международными финансовыми организациями. В исходном пункте она предназначалась для финансового оздоровления ряда стран Латинской Америки в целях погашения огромной задолженности перед МВФ. И уже вследствие этого заимствование оказалось не вполне обоснованным. Как известно, в постсоциалистических странах речь шла о создании рыночной экономики заново в крайне специфических условиях, не имевших аналога в мировой истории: преобразование в рыночную экономику плановой осуществлялось впервые в мире.

И все же заимствование не только состоялось, но вполне способствовало рыночной трансформации российской экономики. Отметим лишь частности, исторический антураж, на фоне которого происходило такое заимствование. Данная модель вполне соответствовала экономическим и прочим интересам как предлагающей, так и принимающей стороны.

Развитые страны Запада были крайне заинтересованы в скорейшем разрушении «империи зла», а вместе с тем, как им казалось, потенциально мощного конкурента на мировых рынках в облике советской экономики. Предварительные расчеты, проведенные в недрах МВФ, показали, что данная модель позволяла этого добиться: спад производства должен был составить не менее 25%. Действительно, предпосланный данной моделью стремительный характер преобразований явился одним из факторов трансформационного спада.

Но не менее важно и другое обстоятельство: эта же модель вполне соответствовала интересам и принимающей стороны — правящей номенклатуры, инициировавшей радикальные преобразования ради реализации собственных целей, но не имевшей, однако, в готовом виде приемлемой программы под такую инициативу. Прежде всего несомненным достоинством данной модели было то, что предусмотренная ею политика шоковой терапии позволяла за короткий период придать рыночной трансформации необратимый характер.

Это имело чрезвычайно важное значение в стране, где широкие слои населения отнюдь не требовали подобного рода перемен. Отметим, однако, что угроза реставрации, успешно предотвращенная на тот момент, не изжита в полной мере и по сей день, питаемая острым неприятием выявившейся дифференциации по уровню доходов в стране недавнего социалистического равенства.

Сложившаяся за годы социализма крайняя нетерпимость к имущественному расслоению — не случайно номенклатура тщательно скрывала и весьма успешно держала в глубокой тайне данные об уровне своих доходов — уверенность в воровском происхождении богатства, поиск причин своих бед прежде всего во внешних обстоятельствах питают — и небезуспешно, а тем более активно накануне очередных выборов — подогреваемую представителями левых партий готовность определенных слоев населения к очередному революционному «черному переделу», что несет с собой угрозу реакционного отката от завоеванных с таким трудом позиций.

Такая опасность поддерживается широко бытующим представлением о том, будто рыночная трансформация осуществлена исключительно в интересах узкого круга людей — правящей верхушки и «новых русских», — что совсем не так. Богатыми становятся выходцы из самых различных слоев населения, способные успешно выполнять функции собственника, а тем самым обеспечивать не только рост личного дохода, но и прогресс общества в целом.

Ситуация, при которой народ выступает в качестве сособственника, а номенклатура выполняет еще и функции управленческого труда, оказалась экономически несостоятельной, что и показал опыт социалистического хозяйствования, доведшего национальную экономику до полного развала во всех странах, такой опыт накопивших.

Данной моделью предусматривалась безотлагательность коренных преобразований, столь актуальных ввиду катастрофического состояния советской экономики, равно как и экономик других социалистических стран, что наиболее наглядно проявлялось в полном развале внутреннего рынка, в буквальном опустошении магазинных полок. Вместе с тем либеральная модель прежде всего и в наибольшей мере соответствовала экономическим интересам ТЭКовской номенклатуры.

Это было важным обстоятельством с той точки зрения, что именно данная прослойка номенклатуры в силу сложившихся в предшествовавший период обстоятельств к моменту преобразований сумела занять лидирующие позиции на номенклатурном Олимпе. Дорога на чрезвычайно выгодный внешний рынок для данного комплекса была проторена еще в годы социализма. Теперь же открывалась реальная возможность осуществить приватизацию объектов российского клондайка. Не случайно представитель именно этого комплекса оказался рекордсменом «долгожительства» в качестве премьер-министра в 90-е годы.

И времени даром не тратил: косноязычие отнюдь не помешало ему весьма успешно заняться делом. Как известно, объекты ТЭК были приватизированы в первую очередь, начало было положено еще на этапе спонтанной приватизации. Здесь практически не было «временщиков»: первые же «приватизаторы» оказались подлинными собственниками, состав их изменился незначительно. Именно здесь появились первые российские миллионеры и миллиардеры, и в наибольшей мере — из числа бывшей советской номенклатуры.

Итак, вынужденный характер заимствования, с одной стороны, совпадение при этом интересов предлагающей и принимающей сторон - с другой, и обусловили выбор модели реформирования российской экономики. Она же была принята и другими постсоциалистическими странами во многом по тем же причинам. И там не оказалось в готовом виде собственной модели реформирования, а либеральная модель вполне позволяла немедленно «приступить к делу», не терпящему отлагательства в условиях краха социализма. К тому же она вполне поддавалась корректировке в зависимости от национальных особенностей.

Данная модель была реализована проведением политики «шоковой терапии», что нашло отражение в осуществлении либерализации внешней и внутренней экономической деятельности, начало которой в России, например, было положено отпуском цен в январе 1992 г.

В рамках данной политики все страны приступили к преобразованию социалистических форм собственности путем проведения бесплатной и денежной приватизации на основе принятого в этих целях законодательства, хотя фактически ни одна из них не избегла и спонтанной приватизации, в тех или иных масштабах осуществленной еще до официального провозглашения рыночных преобразований. Так, в России она была проведена в течение 1987-1991 гг.

Стремительная либерализация экономической деятельности, предусмотренная данной моделью, сопровождалась неоднозначными социально-экономическими явлениями. Так, отпуск цен в высокомонополизированной, хронически дефицитной экономике, характеризующейся к тому же глубокими структурными и технологическими дисбалансами, не мог не породить гиперинфляцию со всеми вытекающими из нее последствиями. Избежать ее при данной, монетаристской по своему теоретическому происхождению, модели реформирования оказалось невозможным.

А иного не было дано, если исходить из реального хода истории, а не всякого рода предположений относительно того, что было бы, если бы, например, были другие реформаторы. Ведь и политические лидеры — отнюдь не случайные фигуры. Они выносятся историей на авансцену как способные действовать адекватно сложившимся обстоятельствам. А обстоятельства были таковы, что массовой поддержки рыночным преобразованиям в стране не было вопреки катастрофическому положению советской экономики, массами не осознаваемому, и тем более не усматривалось лучшей альтернативы существующему строю. Но опасность социального взрыва назревала вследствие полного экономического застоя, из состояния которого социализм вывести так и не удалось в годы предпринятой именно в этих целях перестройки.

Важным направлением реформирования явилась либерализация внешнеэкономической деятельности. Была упразднена монополия государства на внешнюю торговлю, правом ведения внешнеторговой деятельности наделялись все хозяйствующие субъекты. Это способствовало бурному развитию торгово-посреднической деятельности, крайне прибыльной в стране хронического дефицита, равно как и формированию торгового капитала.

Это было весьма существенно, так как такой капитал является историческим предшественником промышленного, он играет важную роль в накоплении денежного капитала, необходимого для участия в денежном этапе приватизации. Вместе с тем внешняя открытость постсоциалистической экономики мгновенно выявила низкую конкурентоспособность отраслей гражданского сектора ввиду его технико-технологической отсталости, что привело к массовому банкротству не только отдельных предприятий, но и целых отраслей.

Доминирующими направлениями экономической политики государства при данной модели реформирования стали денежно-кредитное и финансовое. В условиях огромного государственного долга такая политика носила преимущественно фискальный характер, что неизбежно вело к ухудшению финансового положения предприятий, истощению их инвестиционного потенциала, нарастанию кризиса неплатежей, появлению денежных суррогатов, разрастанию теневого бизнеса и пр.

Но тем самым фискальная политика вынужденно ускоряла процесс демонтажа социалистической экономики. Именно это обстоятельство имело решающее значение, хотя и уровень компетенции в ее проведении был невысок, тем более что весьма активную роль в формировании экономической политики в тот период играли западные консультанты и советники — в связи с тем, что модель была заимствована. Беда состояла в их неадекватном представлении о российской экономике, что не мешало им навязывать свои рекомендации.

Все эти обстоятельства, в свою очередь, явились причиной резкого снижения жизненного уровня основной массы населения. Реформаторов и по сей день упрекают в том, что они провели реформу за счет населения. И это действительно так, но иначе и не может быть в любую переходную эпоху, а тем более когда речь идет о переходе от социализма. Ведь в отличие от 1917 г. других собственников в стране, кроме народа, на сей раз не оказалось.

Именно общенародная собственность и подлежала экспроприации. Народ в целом утрачивал свой уникальный статус сособственника средств производства, а вместе с тем и экономические способы его реализации и приобретал совсем иной статус; при этом большинство — статус наемной рабочей силы. Процесс действительно чрезвычайно болезненный.

И, тем не менее, социальная политика государства в этот период при всей ограниченности его финансовых возможностей и просчетах в ее проведении все же оказалась достаточной для избежания крайних форм социальных конфликтов. Последние были порождены главным образом несвоевременной выплатой заработной платы и социальных трансфертов.

Задним числом может быть и справедливо говорить о чрезмерной поспешности в проведении тех или иных мер, но в момент их реализации это было далеко не столь очевидно, не говоря уже о том, что альтернативы им действительно не было. Важно понять исторический процесс в его данности, а не выставлять ему оценки и уж тем более не строить несбыточные прожекты относительно прошлого.

Конечно, вполне справедливо говорить о некомпетентности в проведении тех или иных реформаторских акций, но и последняя приходит лишь с опытом. К тому же подобного рода преобразований в мировой истории не было. Критический анализ реформирования совершенно необходим, так как несет в себе позитивное начало для последующего развития. Он способствует более полному учету всей совокупности факторов при выработке основных направлений дальнейших преобразований, способов и методов их осуществления.

Отмстим, что в странах ЦВЕ и Балтии либерализация экономической деятельности в меньшей мере сопровождалась негативными явлениями, так как здесь сложились более благоприятные условия для ее проведения, о которых говорилось выше.

При всех издержках реформирования реализация либеральной модели рыночной трансформации тем не менее соответствовала достижению поставленной реформаторами цели: она действительно способствовала весьма быстрому разложению системы социалистических экономических отношений и становлению рыночной капиталистической экономики.

• Экономика переходного периода