Завершение в основном раздела и передела объектов собственности ставит на первый план проблему структурной диверсификации народного хозяйства, что выдвигает перед государством принципиально иные задачи, включая разработку под ее решение долгосрочной программы преобразований. Назрела потребность в ситуации, когда «право и «труд» действительно превращаются в факторы экономического развития.
Об этом писал Л. фон Мизес. В его интерпретации насилие и закон, война и мир являются крайними полюсами общественной жизни, содержанием которой выступает экономическая деятельность. Последняя для своего осуществления требует мира и закона, что в состоянии обеспечить только государство в качестве законодательного института.
Решать все эти проблемы призвано государство как субъект макроэкономики, что вполне осознается политическими лидерами.
Особое место занимают рыночные преобразования в КНР, к числу постсоциалистических стран себя не относящей. Правящая партийная элита проявила вполне уместные терпимость, осмотрительность, осторожность, приступая к возведению «рыночной экономики в условиях социализма».
Тем не менее эти «условия» весьма успешно преодолеваются на протяжении всех лет реформы. Не исключено, что по истечении нескольких десятилетий только и останется, что «китайская специфика», но не социализма, а рыночной экономики. Китайские реформаторы, сохранив государственную собственность, государственные институты управления, проявляя изощренную гибкость в регулировании национальной экономики, полностью контролируют ситуацию в стране на протяжении всех лет преобразований, последовательно идя по пути, с одной стороны, совершенствования отношений государственной собственности, коммерциализации деятельности государственных предприятий, с другой — широкого развертывания частнопредпринимательской деятельности, основой чего стало снятие ее запрета, деколлективизации сельского хозяйства в ходе аграрной реформы, что создало предпосылки для свободного развития в аграрном секторе рыночных отношений, где занято около 70% населения страны.
Осуществляется также столь значимая политика экономического зонирования, создавшая предпосылки для формирования рыночного сектора в национальной экономике усилиями иностранного капитала, обладающего к тому же мощным демонстрационным эффектом. Особенности китайского социализма, породившие особенности китайской реформы, обусловили особый путь движения к рыночным отношениям, от чего последние не перестают быть таковыми. Иными словами, китайская специфика не устраняет общей закономерности движения к принципиально иной социально-экономической системе, чему и обязана китайская экономика своими успехами, достигнутыми за годы реформирования.
Итак, роль государства в рыночных преобразованиях может быть различной в зависимости от избранной модели реформирования. Либеральная модель в наибольшей мере способствует развертыванию ПНК в классическом виде, то есть с преобладанием стихийных процессов, а потому именно здесь наиболее полно проявляются закономерности этого процесса.
Но и градуалистская модель не устраняет этого процесса, хотя сохранение государственного сектора означает сохранение и функций государства отнюдь не только в пределах этого сектора, однако изменяющихся по мере изменения соотношения между государственным и частным секторами, по мере становления рыночных отношений. Государство, сохранив государственный сектор, оказалось способным взять под свой полный контроль фактическое разгосударствление национальной экономики, происходящее путем параллельного формирования частного сектора.
Как уже отмечалось, насилие составляет внутренний момент всякого переходного периода. Более того, оно имеет сугубо экономическое происхождение, коренящееся в природе данного периода. Питательной средой насилия становится само содержание переходного периода. Передел ранее созданных объектов собственности на основе общественного договора не осуществить, а потому приходится прибегать не только к уловкам изощренного ума, но и к грубой физической силе с использованием оружия.
В основе происхождения вновь формирующихся в России отношений собственности лежит раздел и передел объектов государственной собственности. Если раздел государственного имущества, начавшийся сразу после официального провозглашения рыночных преобразований, осуществлялся в соответствии с принятым в этой связи законодательством, хотя и здесь не обошлось без его нарушения, то постприватизационный передел поделенного оказался криминализированным едва ли не в полной мере, в связи с чем и получил название «черного передела».
И проблема состояла не только в неспособности государства противостоять криминалу, но прежде всего в том, что начавшейся уже в середине 1994 г. денежной приватизации предшествовал слишком короткий период накопления денежного капитала, если учесть, что в советский период он сформироваться не мог, а на продажу выставлялись такие гиганты советской промышленности, как, например, Уралмашзавод, ЗИЛ, крупнейшие даже по мировым меркам машиностроительные, металлургические и алюминиевые комбинаты и заводы.
И это было правилом, так как советская экономика была в высшей степени монополизирована. Борьба, успех в которой определялся не только и даже не столько масштабами накопленного денежного капитала, сколько готовностью использовать все доступные средства, включая и насильственные, развернулась между представителями российского бизнеса.
А потому сама денежная приватизация, последовавшая консолидация пакетов акций в ходе слияний и поглощений сопровождалась в 90-е годы едва ли не массовым отстрелом конкурентов. Как говорил незабвенный Иосиф Виссарионович, «нет человека — и нет проблемы». Облагораживание правовым оформлением столь кровавых по своему происхождению отношений собственности происходит лишь по мере завершения этого процесса, коль скоро правовые отношения вторичны относительно экономических.
Мощным сдерживающим началом в развернувшихся в переходной экономике баталиях за объекты государственной собственности могла бы служить религия как институт нравственности, как созидательная сила общественного развития, предотвращающая разрушительные последствия нарушения абсолютных законов нравственности. Еще А.Маршалл четко сформулировал ее значимость в развитии человеческого общества. В его интерпретации, «две великие силы формируют мировую историю — религия и экономика», причем первое место он отводил религии, что вполне логично.
Ведь законы нравственности — это законы взаимоотношений между людьми, пронизывающие все стороны жизнедеятельности общества. А потому следование этим законам в известной мере защищает от нарушения и других объективных законов — экономических и естественных. Человечеству понадобилось немало времени, чтобы убедиться в преимуществах для всех участников честной, то есть с соблюдением законов нравственности, конкуренции.
Примечательны и весьма значимы в этом смысле события Французской революции. Попытка отвергнуть Бога ужаснула даже Робеспьера, провозгласившего в Конвенте культ Высшего существа и сжегшего картонную статую атеизма в Тюильрийском саду. А шесть лет спустя консул Бонапарт произнес замечательные слова: «Никакое общество не может существовать без морали, а настоящая мораль немыслима вне религии. Следовательно, прочную и постоянную опору государству дает только религия».
В России революция смела церковь, отбросила религию и провозгласила официальной идеологией атеизм. На протяжении целых десятилетий религия была сознательно исключена из общественного сознания, из общественной жизни, а потому и была лишена возможности выполнять свою созидательную функцию.
Это обстоятельство явилось одним из важнейших факторов разрушения нравственных основ советского общества. Однако были и другие, как то: массовая бедность, деградирующая личность, жилищная теснота коммунальных квартир, формирующая, по словам А. Маршалла, «нравственных уродов». Это утверждали и русские писатели М. Булгаков и Ю. Нагибин.
Не менее важно и то, что официальная идеология в течение десятилетий насаждалась насильственно, под неусыпным контролем карательных органов, попиравших своей деятельностью (растлевавшей души не только палачей, но и их жертв, в том числе и потенциальных, отравленных всеобщим патологическим страхом) самые глубокие основы нравственности. Всеобщая слежка, доносительство, разоблачения, будучи глубоко безнравственными по своей природе, становились нормами массового общественного сознания и поведения.
Разрушению нравственных основ в жизни общества в немалой мере способствовала и поставленная вне закона рыночная по своей социально-экономической природе теневая экономика, развивавшаяся с первых лет советской власти в недрах официальной экономики в силу объективных закономерностей, которые произвольно устранить нельзя.
Негативный опыт теневой предпринимательской деятельности не только сохранился в годы рыночной трансформации, но и был подхвачен экономическими агентами становящейся рыночной экономики и перенесен в принципиально новую эпоху, породившую новые мотивы для его широкого использования.
При таких исходных исторических предпосылках насилие в переходной российской экономике не могло не принять массового характера и самых изощренных форм. На почве начавшегося раздела и передела объектов государственной собственности даже убийства приняли массовый характер. Безнравственность оказалась нормой жизни для миллионов начинающих предпринимателей, что и породило вседозволенность в способах борьбы за место под солнцем. Ею питается нечеловеческая жестокость конкурентной борьбы.
И если эпоха ПНК по определению слабо совместима с законами нравственности, то в стране официального атеизма, в стране с разрушенной за годы социализма духовно-нравственной средой их соблюдению и вовсе не оказалось места, хотя эти законы имеют абсолютную силу и нарушать их безнаказанно так же невозможно, как и законы развития природы и общества.
Противоречия между законами нравственности и разгулом насилия в эпоху ПНК разрешаются постепенным осознанием созидательной силы этих законов, возрождением церкви как института нравственности, углублением законотворческой деятельности государства, ориентированной на укрепление нравственных основ жизнедеятельности общества во всем многообразии ее проявлений.
Особую специфику ПНК в России придает фактор времени. Страна вступила в данную эпоху с большим запозданием. Как известно, в странах Запада она завершилась несколько столетий назад.
Это обстоятельство усложняет процесс первичного капиталообразования, по крайней мере, в силу следующих обстоятельств:
Однако совсем не эти отрасли являются доминирующими в постиндустриальных странах. Изменится ситуация и в российской экономике по мере образования промышленного капитала, по мере завершения им индустриального этапа развития. Важно, чтобы сложившаяся на старте в силу объективных причин ситуация не законсервировалась, чтобы макроструктура формировалась исходя из интересов прежде всего национальной, а не мировой экономики.
Но это уже функция государства, состоящая в том, чтобы суметь переориентировать российский бизнес на формирование макроэкономической структуры, способной создать предпосылки для перехода к постиндустриальному развитию. Пока отечественный капитал сам отыскивает для себя наиболее выгодные сферы приложения, руководствуясь собственными интересами, постепенно вовлекая в орбиту своего действия все более широкий круг отраслей в процессе реструктуризации унаследованных от советского периода монополий.
Итак, запоздалое вступление на путь капиталистического развития делает его еще более тернистым для стран догоняющего типа, к числу которых относится и Россия.