Наконец, при определении места государства в переходный период следует не забывать о том, что, как учит мировой опыт, роль государства в экстремальных условиях, как правило, повсеместно возрастает. А именно таковыми они являются в любую переходную эпоху. Переход к иной социально-экономической системе, сложный сам по себе, во всех постсоциалистических странах сопровождался к тому же и глубоким трансформационным спадом. Избежать его удалось лишь КНР, но китайские реформаторы и не относят свою страну к числу постсоциалистических.
И хотя доля ВВП, производимого на государственных предприятиях, неуклонно падает на протяжении всех лет преобразований, происходит это вследствие становления рыночного сектора, в качестве негосударственного обладающего несравненно более высоким потенциалом эффективного экономического развития. Правда, на исходе 90-х годов начался активный процесс акционирования государственных предприятий, и даже продажа наименее перспективных из них, не имеющих стратегически важного значения.
Но и разыгравшийся вследствие объективных причин в постсоциалистических странах по полной программе трансформационный спад без вмешательства государства успешно преодолен быть не может. Дело в том, что условием такого преодоления выступает глобальная реструктуризация народного хозяйства, направленная на преодоление унаследованных и углубленных в переходный период структурных и технологических дисбалансов, всесторонняя модернизация народного хозяйства в соответствии с современным постиндустриальным этапом развития производительных сил.
Макроструктура по определению не может быть преобразована без активного участия макроэкономического субъекта, каковым только государство и является, субъекта, способного воспринимать национальную экономику в целом, могущего соответствующим путем воздействовать практически на каждый микроэкономический субъект, прогнозировать развитие исходя из всей совокупности факторов, обеспечивающих повышение эффективности функционирования национальной экономики в процессе преобразований.
Итак, в силу отмеченных обстоятельств роль государства остается весьма значимой и в переходной экономике. В содержательном плане эта значимость корректируется в соответствии с содержанием переходного периода. Его конечная цель — становление не просто рыночной, но капиталистической экономики. И с этой точки зрения переходный период оказывается эпохой первоначального накопления капитала (ПНК), что во многом и предопределяет функции государства, изменяющиеся по мере завершения этого процесса, наиболее бурно протекавшего в 90-е годы. С точки зрения их соответствия эпохе ПНК и следует анализировать его деятельность.
Едва ли не первой проблемой, с которой столкнулось государство на пороге рыночных преобразований, стала проблема модели реформирования. В большинстве стран приемлемой для всех партий и общественных течений программы преобразований в готовом виде не оказалось, а потребность в ней была весьма настоятельной, не терпящей отлагательства.
В силу этого была позаимствована готовая к употреблению либеральная модель реформирования, разработанная экономической элитой США и апробированная к тому времени в странах Латинской Америки с подачи МВФ. Именно она и была предложена постсоциалистическим странам. Отвергнута она была только в КНР, где не ставилась задача устранения социализма как системы отношений государственной, то есть общенародной, собственности.
Либеральная модель была принята и российскими реформаторами, коль скоро она создавала благоприятные предпосылки для стремительного становления рыночной экономики на огромном постсоветском пространстве, что имело немаловажное значение в стране, где народ не был готов к разрыву с социализмом как системой экономических отношений, хотя казалось, что социалистические идеалы в его глазах исчерпали едва ли не полностью свою притягательную силу.
Сделано это было и потому, что данная модель вполне соответствовала интересам не только лидеров мировой экономики, которых представлял МВФ, но и той прослойки доморощенной советской номенклатуры, которая представляла ТЭК, укрепившей свои позиции в связи с превращением данного комплекса в донора отечественной промышленности, начиная с 70-х годов, когда на Западе разразился энергетический кризис. Именно эта прослойка номенклатуры к исходу 80-х годов заняла лидирующие позиции на советском номенклатурном Олимпе.
Такая перегруппировка произошла в связи с окончанием «холодной войны» в годы перестройки и начавшейся демилитаризацией экономики, продолженной в 90-е годы, в целях преобразования ВПК в ОПК. Важно и то, что ВПК и в рыночной экономике остается по существу под безраздельным контролем государства. И уж тем более утратила свои позиции партийная номенклатура в связи с упразднением КПСС.
Итак, в немалой мере в связи с доминирующим в структуре народного хозяйства к началу рыночной трансформации положением такого монстра монополизированной отечественной промышленности, как ТЭК, дорога для продукции которого на мировой рынок была проторена еще в 70-е годы, к либерализации экономической деятельности в первую очередь стремилась номенклатура, управлявшая именно этим комплексом.
Вкус к большим деньгам она почувствовала еще в советский период. Приватизация отраслей ТЭК сулила несметные богатства, а потому номенклатура «ухватилась» за данную модель реформирования с ее либерализацией цен и, что не менее важно, внешнеторговой экономической деятельности. Это создавало по существу безграничные возможности для накопления денежного капитала, не говоря уже о личном обогащении.
При внедрении либеральной модели черновую работу выполнили «завлабы в коротких штанишках», решительность, честолюбие, самонадеянность и безоглядность в поступках которых вполне соответствовали их возрасту. А затем задело взялись «тяжеловесы», то есть многоопытная советская номенклатура, ТЭКовская — прежде всего.
Последняя и выдвинула вскоре своего лидера, так и оставшегося чемпионом 90-х годов по длительности пребывания в высокой должности и не терявшего зря отведенного ему историей времени. Уже к 1998 г. негосударственные предприятия в топливной промышленности давали 96,4% объема производства, в черной металлургии — 99,9%, в цветной — 96,1%. Именно в газовой промышленности еще в 1989 г. была создана суперрыночная структура «Государственный газовый концерн» на базе соответствующего министерства и во главе, естественно, с бывшим министром отрасли, мгновенно вошедшим в список самых богатых людей мира.
Принятая модель реформирования вполне соответствовала интересам и наиболее предприимчивых представителей других социальных слоев, включая и легализовавшихся теневиков — представителей теневой экономики советских времен. Все они обладали мощным предпринимательским духом, неуемной энергией, умением принимать адекватные решения в экстремальных условиях, способностью к жесткой и бескомпромиссной борьбе за овладение наиболее привлекательными объектами государственной собственности.
Для широких слоев населения либерализация экономики повсеместно сопровождалась тяжелыми последствиями: снижением жизненного уровня, безработицей, несвоевременной выплатой заработной платы и социальных трансфертов, не говоря уже об их индексации, столь уместной в условиях высокой инфляции. Однако иной ситуации и быть не могло в стране, где социализм рухнул в мгновение ока. В связи с этим начавшееся разрушение отношений общенародной собственности автоматически означало утрату всем населением социального статуса сособственника средств производства, а вместе с тем и экономических форм реализации данного статуса.
Именно в этом смысле реформа действительно была проведена «за счет народа», но вовсе не по вине государства: просто других собственников в стране на сей раз не оказалось. «Экспроприатор» 1917 г. на исходе века сам оказался в положении «экспроприируемого». Начался процесс формирования новой социальной структуры общества с дифференциацией на собственников и несобственников, а следовательно, и в уровне доходов. В этой связи лишь напомним, что правящая номенклатура и в советский период не очень-то преуспела на ниве обеспечения неуклонного роста жизненного уровня населения.
Душевой ВВП в тот период хотя и был значительно выше, но при этом весьма слабо насыщен потребительскими благами и услугами, а потому его понижение не вполне адекватно отражает снижение жизненного уровня населения. Тем более в переходный период ситуация объективно не могла сразу и резко измениться к лучшему.
Для начального этапа переходного периода цель построения «социальной рыночной экономики», провозглашенная в связи с началом рыночных преобразований, остается во многом лишь декларируемой. В условиях столь естественного для данного периода трансформационного спада, в условиях разорения реального сектора экономики, где создается ВВП, материальные предпосылки для социальной ориентации еще только формировались. Возведение такой модели рыночной экономики — а иной в современных условиях и быть не может — возможно лишь по мере преодоления трансформационного спада, перехода к устойчивому экономическому росту усилиями хозяйствующих субъектов разного уровня.
Экономический рост и становится материальной основой повышения уровня доходов широких слоев населения, что и подтверждается статистическими данными за последние годы, начиная с 1999 г. Необходимость придания такому росту социальной направленности вполне осознается российскими политическими лидерами. Отсюда и концентрация усилий государства на удвоении ВВП в течение ближайших 10 лет.
Приватизация государственного имущества явилась, по существу, исходной функцией государства в связи с началом рыночной трансформации. Под ее осуществление была создана соответствующая система государственных институтов (ГКИ, РФФИ, ЧИФы), благодаря деятельности которых была проведена ваучерная и начата денежная приватизация.
Вместе с тем природа государства как макроэкономического субъекта внутренне глубоко противоречива. С одной стороны, этот субъект выступает носителем общенациональных интересов, которыми и руководствуется в своей экономической и пр. деятельности, успешность которой измеряется повышением эффективности функционирования национальной экономики. Вместе с тем каждый государственный чиновник является носителем индивидуальных интересов, которые не всегда совпадают с общенациональными.
Тем более это касается переходной экономики, когда каждый из них решает поистине гамлетовскую проблему «быть или не быть» собственником объектов государственного имущества, не говоря уже о стремлении к личному обогащению. Именно в постсоциалистической экономике государственные чиновники оказались в беспрецедентной для эпохи первоначального накопления капитала роли «раздатчиков» и «продавцов» объектов государственной собственности. Это открывало для них по существу безграничные возможности для участия в присвоении экономически перспективных и привлекательных ее объектов, равно как и для накопления денежного капитала.
Наиболее наглядно внутренне противоречивая природа государства проявляется в беспрецедентной по масштабам коррупции, приобретшей в постсоциалистических странах массовый характер. Взятками не брезгали даже высшие должностные лица. Так, обвинение во взяточничестве и мошенничестве, в результате чего было незаконно присвоено 114 млн. долл., предъявлено бывшему премьер-министру Украины П. Лазаренко, эмигрировавшему в США.
В огромных масштабах происходило и расхищение государственных средств самыми различными способами, пресекать которое в условиях правового вакуума было непросто да и некому. «Незамаранных» среди власть имущих оказалось немного, хотя виновными оказались признаны единицы.
Напомним, что происходящий в переходный период процесс первоначального накопления капитала, осуществляемый путем раздела и передела ранее созданного богатства, по своей природе не поддается жесткому государственному регулированию. Собственниками в рыночной экономике, как известно, не назначают. Ими становятся самостоятельно на основе соответствующего законодательства, создающего юридические предпосылки для этого в облике государственных программ приватизации объектов государственной и муниципальной собственности и институтов под реализацию этих программ.