Определяя экономическую роль государства в переходный период, следует исходить прежде всего из того, что в постсоциалистических странах в течение десятилетий предшествующего развития эта роль была исключительной. И уже в силу этого обстоятельства логичным представляется сохранение за государством в полной мере бремени управления национальной экономикой вплоть до появления подлинных собственников, способных и готовых взять на себя эти функции.
Напомним еще раз, что формирование таковых — длительный исторический процесс в любой переходной экономике, в постсоциалистической индустриальной — тем более. Разделу и переделу подлежит огромное национальное богатство, созданное за десятилетия индустриального развития. И это при условии, что в этих странах в предшествовавший период по определению исключалось накопление денежного капитала, без которого в денежной приватизации делать попросту нечего. Такой процесс развернулся лишь в переходный период.
Важно и то, что не мгновенно возникают и институты рыночной инфраструктуры, олицетворяющие рыночный механизм регулирования. Уже вследствие только этих обстоятельств сохраняется значимость государственного механизма управления на протяжении всего переходного периода. При этом рыночная трансформация в равной мере распространяется и на экономическую деятельность самого государства. Государственное регулирование наполняется новым содержанием, меняются способы и методы его воздействия на национальную экономику и процессы, в ней протекающие, появляется принципиально новая система государственных институтов.
Напомним также, что в постсоциалистических странах именно государство в лице наиболее радикально настроенной прослойки внутри правящей номенклатуры инициировало и возглавило рыночные преобразования. И с этой точки зрения было бы логичным ему же и довести начатое дело до конца, в чем бывшая номенклатура была весьма заинтересована. Осуществление ею функций государственного управления предоставляет благоприятную возможность для реализации и собственных экономических интересов, среди которых важнейший — обретение социального статуса собственника подлежащих разделу объектов.
По крайней мере, бывший управленческий слой именно в качестве такового представлялся и признавал себя наиболее подготовленным для деятельности в качестве собственника, хотя последующее развитие внесло соответствующие коррективы в эти представления. Далеко не все представители советской номенклатуры превратились в собственников бывшего государственного имущества.
Для России значимость государства определяется еще и многовековой традицией сильной государственности деспотического характера, коль скоро государство на протяжении веков формировалось как империя. При такой исторической предпосылке наличие дееспособного государства важно и поныне.
Роль государства в постсоциалистических странах определяется и тем, что в них формируется современная модель рыночной экономики. Но такая модель характеризуется тем, что государство, оставаясь политическим институтом, превращается в макроэкономический субъект, в качестве такового выступающий носителем общенациональных интересов. На реализацию последних и направлены усилия государственных институтов, сосредотачивающих свою деятельность в традиционных для макроэкономического субъекта сферах.
Но не менее важно направить в русло общенациональных интересов и инвестиционную деятельность микроэкономических субъектов, используя в этих целях наработанные мировой практикой многообразные методы экономического и административного, косвенного и прямого воздействия на их поведение. Исходя из интересов класса собственников, государство призвано создавать благоприятные экономические, правовые, политические и пр. условия для развертывания частнопредпринимательской деятельности в целях повышения эффективности функционирования национальной экономики.
В постсоциалистических странах перед государством как макроэкономическим субъектом стоит грандиозная по своим масштабам и значимости проблема коренного преобразования унаследованной структуры народного хозяйства во всех ее аспектах: секториальном, региональном, отраслевом. Успешное решение такой проблемы предполагает разработку теоретически обоснованной стратегической программы социально-экономического развития общества и политики по ее реализации, способной направлять инвестиционную деятельность всех экономических субъектов на формирование равновесной макроэкономической структуры в соответствии с современным технико-технологическим уровнем, политики, имеющей четко выраженную социальную направленность.
Вполне естественно, что в рыночной экономике неизбежен разрыв в уровне доходов различных социальных слоев и классов. Иначе собственность как экономический феномен утрачивала бы свой экономический смысл, что в полной мере и выявил социализм, доведя до абсурда масштабы совместного присвоения средств производства, когда вследствие этих масштабов уже никто не осознавал себя реальным собственником, хотя в реальной действительности именно каждый член общества обладал статусом сособственника.
Такое заблуждение проникло даже в экономическую отечественную науку: несостоятельность социализма нередко усматривается в фактическом отчуждении работников, а таковыми при социализме является все трудоспособное население, от средств производства. Неосознанность этого статуса гасила мотивацию к эффективному труду, что и явилось немаловажной причиной низкого жизненного уровня большинства населения. При фактическом уравнивании доходов всех членов общества тем более неизбежно утрачивались стимулы к эффективному труду.
Вместе с тем присущий рыночной экономике чрезмерный разрыв в уровне доходов, питаемый ныне бурным развитием частнопредпринимательской деятельности, оказывается социально опасным, чем и порождается одна из важнейших функций современного государства по установлению общественно допустимой для страны дифференциации в уровнях личных доходов.
Еще более социально опасен такой разрыв в постсоциалистических странах, где присущий социализму принцип социального равенства формировался десятилетиями, чем и питается в переходной экономике крайняя нетерпимость к богатству отдельных членов общества, независимо от его происхождения. Это вполне осознавала советская номенклатура, которая вообще в качестве особого социального слоя в социальной структуре социалистического общества никогда и нигде не фигурировала. И уж тем более утаивались данные об уровне ее доходов. А потому и говорить о социальной дифференциации при социализме было беспредметно.
Между тем такая дифференциация совершенно неизбежна при упразднении в ходе приватизации общенародной собственности и становлении различных форм частной, а потому и государство в новых условиях не имеет экономических оснований для всеобщего уравнивания. Тем не менее объективно складывающийся разрыв в уровнях доходов порождает крайне негативное отношение большинства населения к «новым русским», а потому совершенно неуместна демонстрация личного богатства.
Но важен и другой аспект проблемы. Как известно, повышение фонда заработной платы в ВВП уже само по себе становится фактором экономического роста. Еще А. Маршалл писал, что нищий рабочий является плохим работником. Но такова и общая направленность экономического развития, таким путем реализуется действие закона возвышающихся потребностей. Отметим, что уровень оплаты труда на в полной мере приватизированных российских предприятиях, обретших подлинных собственников, уже сейчас выше, чем на государственных.
Величайшей заслугой постсоциалистического, постсоветского государства в особенности явилось то обстоятельство, что переход от социализма удалось совершить без крупных социальных потрясений, столь естественных в условиях, когда все население утрачивало статус сособственника, а собственниками становились немногие. Глубоко укоренившийся за три четверти века в массовом общественном сознании социализм как «самый прогрессивный экономический строй», вполне устраивал трудящихся.
Хотя и в бедности (а в условиях общенародного присвоения иного не дано), но он принес социальное равенство, действительно обеспечивал гарантированную всеобщую занятость, равно как и свободный доступ к общественно, а главное — жизненно значимым благам и услугам через механизм общественных фондов потребления, а в постсталинский период проявлял большую терпимость к неэффективному труду, к низкой производственной дисциплине, к хищению государственной собственности, да и репрессии утратили массовый характер.
Имело значение и то, что за десятилетия социализма сформировалась социальная пассивность, психология патернализма и иждивенчества, порожденная исключительной ролью государства, к тому же густо замешанная на страхе перед деятельностью карательных органов, на всеобщей слежке и доносах. Дамоклов меч висел над головой каждого. Сыграла свою роль и пропаганда прошлых лет, десятилетиями внушавшая неприязнь к капитализму как экономическому строю, основанному на «нещадной эксплуатации трудящихся».
И хотя альтернативы ему не просматривалось, российские реформаторы благоразумно ставили акцент на преобразовании плановой экономики в рыночную, а не в капиталистическую, хотя оторвать одно от другого совершенно невозможно. К тому же на сей раз никакой разъяснительной работы среди населения по существу не проводилось, о характере и последствиях предпринятых преобразований умалчивалось.
Социальная пассивность явилась тем благоприятным фоном, на котором государство стремительно развернуло рыночные преобразования, под вывеской которых на первых порах был надежно укрыт капитализм. О последнем в полный голос заговорили лишь на исходе первого десятилетия преобразований, когда процесс принял характер необратимого.
Тождественность рыночных преобразований капиталистическим ныне столь очевидна, что не вызывает сомнений. Закономерности общественного развития абсолютно непреодолимы. Отступления от них возможны, но они носят временный характер. Возврат в их русло неизбежен. Так, по истечении нескольких десятилетий социалистических экспериментов Россия вновь вступила на путь капиталистического развития.