Следует добавить, что Капица, видимо, был прав в том, что советское руководство никогда не воспользовалось возможностями, представившимися в 1961-1962 гг., чтобы изучить новые формы сотрудничества с Китаем. Как и в 1950-е гг., советские лидеры были не способны рассмотреть вопрос о широком и взаимовыгодном союзе, в котором общие цели были бы трансформированы в конкретную политику и программы путем консультаций на равноправной основе.
Вместо того чтобы протянуть руку Лю и Дэну, кремлевские лидеры дулись из-за прошлых обид и с радостью наблюдали за политическим провалом "большого скачка". В этом смысле авторитарное и негибкое наследие сталинизма с обеих сторон преградило путь к сотрудничеству. Хрущев и "китайские Хрущевы" — несмотря на схожесть их внутренних целей — допустили, чтобы их общее политическое наследство разрушило союз».
По словам Л. П. Делюсина, непоправимые последствия имели, например, оскорбительные выпады Хрущева в адрес Мао Цзэдуна. Он назвал китайского лидера «старой калошей», заявив, что тот «свои теории выковыривает из носа». По воспоминаниям Л. П. Делюсина, впоследствии в частных беседах с руководителями КПСС Дэн Сяопин говорил: «Вы могли обругать Лю Шаоци, Чжоу Эньлая, меня, тогда положение не было бы безвыходным. Но был оскорблен сам Мао Цзэдун, а это уже было дело непоправимое».
Делюсин вспоминал также, что в подготовленном для Хрущева тексте выступления на XXII съезде отсутствовал албанский вопрос.
«Однако к удивлению тех, кто участвовал в написании докладов Хрущева, последний решил вставить в свое выступление критические замечания в адрес албанцев. На это китайцы отреагировали незамедлительно. Глава делегации КПК Чжоу Эньлай демонстративно покинул съезд и вылетел в Пекин». Хрущев старался не мытьем, так катаньем заставить китайских руководителей признать правоту его курса и следовать в фарватере его политики. Дело дошло даже до того, что, как вспоминает Л. П. Делюсин, когда делегации встретились в Доме приемов в июле 1963 г., Дэн Сяопин отказался от рукопожатия с Сусловым, сказав: «Мы должны экономить время».
Следует сказать, что именно этот злополучный Дом приемов оказался тем кладбищем, на котором в 1963 г. была похоронена советско-китайская дружба, и главным могильщиком история назначила Михаила Андреевича Суслова, который действовал, конечно же, с одобрения Хрущева.
Приведем по этому поводу воспоминания Ф. М. Бурлацкого: «Впервые встретился я с Михаилом Андреевичем во время переговоров с китайской делегацией в 1963 г. Кстати говоря, присутствуя в качестве советника на этих переговорах, я имел возможность познакомиться довольно близко с руководителями компартии Китая. Наибольшее впечатление произвели на меня аристократичный Чжоу Эньлай и живой, раскованный, веселый Дэн Сяопин.
Так вот, во время этих переговоров, которые проходили в Доме приемов на Ленинских горах, воспользовавшись перерывом, Суслов (он возглавлял нашу делегацию) вместе с другими советскими руководителями пригласил нас на совещание. Он сказал, что нужно срочно, буквально в течение одного дня, подготовить документ, в котором бы была выражена позиция КПСС в споре с китайскими руководителями. Он очертил примерный круг проблем — о культе личности, о мире и мирном сосуществовании, о формах перехода к социализму. Тут же решено было назвать это "Открытым письмом".
Что привлекало мое особое внимание — это выражение лица Михаила Андреевича, когда он сказал: "Надо нанести неожиданный удар, пока они не ждут и не готовы". И при этом залился смешком, сладким-сладким и тихим-тихим...
Мы просидели всю ночь и написали этот документ, который тут же был опубликован. Все в нем было правильно, но одно только вызывало сомнение: надо ли это было делать в момент, когда еще не закончились переговоры?»
Воспоминания Хрущева о его первых встречах с китайцами подтверждают и иллюстрируют ограниченность его кругозора, а также его примитивные, стереотипные представления о Востоке. Да и Мао было нелегко смириться с ролью благодарного младшего партнера, особенно когда его советским «ментором» стал непредсказуемый Хрущев. Последний явно перебарщивал в демонстрации своего великодушия. Кроме того, Хрущев позволял себе принимать такие решения, которые в советском руководстве еще никто не принимал. Его поведение было противоречивым, иррациональным и самоубийственным. Он никогда не делал того, что диктовала ситуация, позволяла или внушала культура, а руководствовался лишь «внутренними побуждениями».
По словам А. М. Хазанова, главной причиной охлаждения отношений между СССР и КНР послужило соперничество Хрущева и Мао в борьбе за лидерство в соцлагере и мировом комдвижении. После резкой критики Сталина на XX съезде КПСС в 1956 г. Мао Цзэдун был очень обижен тем, что с ним не посоветовались и что советские лидеры считают возможным самостоятельно принимать решение, судьбоносное для всего мирового революционного движения. Хрущев и сменившие его руководители неоднократно пугали Запад «желтой опасностью», предупреждая, что китайцы угрожают не только России, но и всему Западу. Так, Хрущев просил Аденауэра «помочь СССР справиться с Красным Китаем».
Хрущева и сегодня в большинстве своем не любят рядовые китайцы. В этом нам приходилось неоднократно убеждаться. Так как китайцы долгое время копировали все советское, то в Пекине тоже есть свои «сталинки» и «хрущевки». Как-то один из китайских строителей сказал нам, показывая на эти дома: «Каков лидер, такую и архитектуру он после себя оставляет».
Как-то в Чэнду, в этом прекрасном юго-западном городе, страдая бессонницей, я посмотрел весьма интересную ночную телепередачу о китайско-советских отношениях. Китайское телевидение рассказывало о снятии Хрущева и о попытках нового советского руководства наладить отношения с Китаем.
В Пекин приехал маршал Малиновский. Герой великой войны, он оказался плохим политиком, заявив на одном из банкетов китайцам: «Мы своего Хруща сняли, теперь очередь за вами». Нетрудно представить китайскую реакцию на эти слова.