Внутри системы империализма продолжают, таким образом, развиваться противоречия интересов капиталистических стран, продолжается борьба за завоевание рынков, продолжает оказывать свое действие присущий капитализму закон неравномерного развития, влекущий за собой общее изменение соотношения сил между различными капиталистическими странами. Разумеется, сегодня эта проблема выступает иначе, чем в прошлом.
Из истории известно, что в этой борьбе за завоевание рынков и источников сырья капитал одной страны сталкивается с конкурирующим капиталом других стран. По мере развития стран борьба становится все более ожесточенной. Занимавшая господствующие позиции Англия сталкивается сначала с Францией, а затем с еще большей остротой — с Германией. На рынке товаров и рынке капитала применяются методы борьбы, характеризуемые как «бесчестные».
Получают развитие тарифная война и демпинг, что уже само по себе предполагает существование монополистической структуры хозяйства. Термин «демпинг» был пущен в обиход Джозефом Чемберленом, который под впечатлением от неудержимого немецкого вторжения на мировые рынки после 1870 г. требовал введения протекционистских мер в Англии.
Техника демпинга, представляющего собой форму активного протекционизма, весьма проста. Предположим, что металлургическое предприятие производит 1000 т стали по цене 10 тыс. лир за тонну. Чтобы покрыть свои производственные издержки, это предприятие при продаже 1000 т стали должно выручить 10 млн. лир. Такую выручку можно получить, например, продав на внутреннем рынке 500 т по цене 13 тыс. лир за тонну и 500 т на зарубежных рынках по цене 7 тыс. лир за тонну.
Для того чтобы могла быть проведена подобная операция, необходимо, чтобы внутренний рынок был защищен таможенным тарифом, который не позволял бы иностранным конкурентам продавать сталь по цене ниже 13 тыс. лир за тонну, и чтобы одновременно на внутреннем рынке не оставалось своих, отечественных конкурентов, способных продавать ниже такой цены. Эта классическая форма приобрела различные разновидности проявления.
Торговая война влечет за собой более обширную войну за экономическое влияние вообще. Происходят столкновения колоссов — отдельных монополий. В определенные моменты более выгодным может оказаться заключение соглашений, которые приводят к распространению в международных масштабах тех сговоров, которые нам уже знакомы по анализу отдельных национальных систем капитализма. Это могут быть соглашения о ценах (например, на зерно или другие сельскохозяйственные продукты), могут быть и соглашения о создании международных картелей или трестов. По вопросу о таких соглашениях и международных трестах существует довольно обширная литература.
Из имеющихся публикаций явствует, что более 50% мирового производства охвачено международными картелями.
Сверх того происходит своеобразная интернационализация капиталов. Крупнейшие монополистические группы оказываются связаны между собой. Американская «Дюпон де Немур» и английская «Интернэшнл кемикл индастриз» были тесно связаны с немецкой «ИГ Фарбен»; банкирские дома Ротшильдов или Морганов имеют связи повсюду. Такие связи не перестают действовать даже во время войны. Это обнаружилось во время как первой, так и второй мировой войны.
Тенденция к заключению подобных соглашений сталкивается, однако, с другой закономерностью, выявленной марксизмом (и особенно В. И. Лениным), а именно неравномерным, скачкообразным развитием капитализма как в масштабах промышленных отраслей, так и отдельных стран. Разные темпы развития изменяют соотношение сил и побуждают периодически предпринимать все новые пересмотры установленных квот, цен, рынков и политического влияния.
Закон неравномерного развития капитализма имеет огромное значение в экономическом развитии и истории человечества.
Капитализм обнаруживает неравномерность развития во всех областях. Отдельные предприятия в конкурентной борьбе либо увеличиваются, либо погибают; разные отрасли развиваются разными темпами: благодаря открытиям науки возникают новые предприятия и приходят в упадок другие, старые. Семьдесят лет назад нефть служила лишь источником света в керосиновых лампах, ныне атомная энергетика грозит свергнуть, с трона и, следовательно, экономически обесценить огромные капиталовложения в традиционные источники энергии.
Натуральный шелк переживает кризис перед, лицом искусственного шелка и других волокон химического происхождения и т.д. История показывает, как происходит изменение позиций относительного могущества отдельных национальных хозяйств. В начале прошлого столетия над миром господствовала Англия.
Цивилизация XIX в. опиралась на сочетание уголь — железо; английская же промышленность к этому времени достигла своего высшего развития; статистические данные неопровержимо доказывают, что в области добычи угля и производства железа Великобритания занимала почти монопольное положение. Затем ситуация стала изменяться. Первый серьезный удар по английскому превосходству был нанесен появлением капиталистической Германии, присутствие которой на мировых рынках стало ощутимым после 1870 г. Общеизвестно, что англогерманское соперничество представляло собой ведущее противоречие целой эпохи международных отношений, завершившейся взрывом первой мировой войны.
Известно, что старый Джо Чемберлен бил тревогу по поводу «бесчестной» германской конкуренции и выдвинул уже к 1890 г. требование перейти от «свободной торговли» к протекционизму.
Бурное развитие Соединенных Штатов, обусловленное, в частности, войнами на Европейском континенте, выводит на сцену новую экономическую силу, стремящуюся установить свою гегемонию. Но тем временем развиваются и другие страны: Италия, Япония. Мировая экономика находится в непрерывном движении, и этим вызываются более или менее существенные перемены в соотношении сил. Возникают случайные группировки, более или менее прочные союзы.
Но, как справедливо указывает В. И. Ленин, вплоть до того момента, пока эти перемены в соотношении сил находили выход в завоевании тем или иным национальным капитализмом новых частей мира, процесс развития влек за собой колониальные войны и войны между отдельными странами, но не вызывал с неизбежностью мировых капиталистических войн.
Однако с того времени, когда раздел мира завершен, — а именно это отличает фазу империализма, — процесс роста наталкивается уже не на «дротик пещерного человека», как выразился Кардуччи: противником становится капиталистическая держава, развивающаяся более быстрыми темпами. Поэтому перемены в соотношении сил порождают антагонизмы между империалистическими государствами. И когда эти антагонизмы становятся более острыми, у них нет другого выхода, кроме обращения к силе, т.е. к войне.
«На почве капитализма, — справедливо говорит В. И. Ленин, — какое могло быть иное средство, кроме войны, для устранения несоответствия между развитием производительных сил и накоплением капитала, с одной стороны, — разделом колоний и «сфер влияния» для финансового капитала, с другой?». Иными словами, капитализм в империалистической фазе с неотвратимостью стремится к развязыванию войны.
Тезис В. И. Ленина пытались опровергнуть немалое число авторов. Упомянем среди них Роббинса, автора книги «Экономические причины войны». Тот, кто перечитает сегодня эту книгу, написанную в 1939 г., и вспомнит о событиях недавнего прошлого, не может не заметить, что «опровержение» настолько слабо, что превращается в подтверждение. Не случайно сам автор отрекся от этой работы.
В самом деле, наиболее надежное подтверждение дает история. Статистические данные о производстве главных видов продукции — угля, железа, стали, нефти — свидетельствуют об изменениях в соотношении экономических сил, которые происходили в прошлом и которые происходят сейчас.
Причем это движение не прекращается и тогда, когда по завершении войны кажется бесповоротно установленным новое господство, а старые противники наголову разбиты. Восстановление германской экономики после первой мировой войны произошло довольно быстро, чему, впрочем, помогал международный, особенно англоамериканский финансовый капитал, заинтересованный в вывозе капитала. Да и в период после второй мировой войны, в начале которого гегемония США казалась абсолютной, мы начиная с 1945 г. наблюдаем непрерывное изменение соотношения экономических сил, «чудодейственное» восстановление капиталистической Германии и Японии.
Не думаю, что нужно специально останавливаться на этой теме, с которой, разумеется, знаком каждый, кто хоть немного следит за жизнью современного мира. В наши дни ни один учебник истории не объясняет развязывание первой мировой войны покушением в Сараеве (а не противоречиями английского и германского капитализма) или начало второй — «данцигским вопросом». Что, Возможно, понимается не всегда вполне отчетливо, так это «необходимость» войны при капитализме, достигшем стадии империализма.
В самом деле, утверждается, что войны существовали всегда, что они присущи не только нынешней фазе империализма и даже не только капиталистическому способу производства вообще. Однако если мы подвергнем действительность более внимательному анализу, то убедимся, что нынешние так называемые империалистические войны обладают особыми отличительными чертами и представляют собой неотвратимое следствие капиталистического способа производства, достигшего своей последней стадии — стадии империализма.
Это обусловлено целым комплексом явлений. Ведь в диалектическом процессе формирования действительности то, что было следствием, становится причиной, а то, что служило причиной, превращается в следствие. Так, конкуренция, подготовка войны, ведущая к развитию индустрии вооружений с сопутствующими ей интересами, уже сами по себе становятся причиной очередной войны.
Поиски рынков, попытки затормозить понижение нормы прибыли, отсрочить начало кризиса (если присмотреться, капиталистические войны чаще вспыхивают в начале или в конце депрессии) — все это факторы, выступающие в качестве следствий и причин новых войн. Точно так же следствием и причиной войны является автаркия, т.е. политика, при которой капиталистические государства в предвидений войны стремятся обеспечить все необходимые виды производства внутри собственной страны.
Всегда ли верен такой взгляд на историю?
По сути дела, следует ответить утвердительно, хотя, как уже было сказано, общие условия существования империализма изменились и в результате изменились также проявления его характерных черт. Что касается тех специфических условий эпохи общего кризиса капитализма, то мы уже. говорили, что в качестве первоочередной задачи перед руководящими капиталистическими кругами встает задача спасения империализма как системы.
Однако и этот процесс имеет свою протяженность во времени. Указанная задача, иначе говоря, не выступает сразу же в сознании руководящих кругов во всей своей безотлагательности и жизненной важности, хотя тотчас же после Октябрьской революции Антанта и вмешалась, чтобы задушить в колыбели советский строй, а после провала этой попытки был создан «санитарный кордон» — цепь антисоветских государств от Балтийского до Черного моря, и была потоплена в крови венгерская революция.
Слишком сильными оставались противоречия между капиталистическими державами Европы, тогда еще относительно прочно ощущавшими свою традиционную мощь, и, с другой стороны, еще не получил должной оценки, с точки зрения исторического значения и военно-экономической силы, факт образования Советского государства, которое с помощью пятилетних планов гигантски будет развивать свое могущество.
Вместе с тем если мы поразмыслим немного над историей капиталистической системы и ее развитием после 1914 г., то сразу же заметим, что непосредственно за первой мировой войной последовал период экономического хаоса, серьезного обнищания масс, инфляции и кризисов. После 1924 г. во многих капиталистических странах наблюдается период относительной стабилизации с помощью которой предпринимаются попытки вернуть в «норму» экономические отношения.
Стабилизируются валюты, делаются попытки восстановить в международной торговле «узаконенную» конкуренцию (т.е. такую, которая позволяла бы избегать наиболее скандальных форм валютного демпинга), развивается производство. Но эта фаза относительной стабилизации длится недолго, и на протяжении ее — если рассматривать капиталистический мир целиком — отнюдь не исчезают признаки упадка и острых противоречий: огромная масса постоянно безработных свидетельствует о нарушении нормального хода дел.
Кризис 1929—1933 гг. влечет за собой новый период экономического и политического хаоса. По длительности он превосходит предыдущие кризисы; на этот раз он более интенсивен, чреват более серьезными экономическими и политическими последствиями и оказывает также большее влияние на развитие экономической теории.
Кризис носит всеобщий характер: им поражены все капиталистические страны, а еще дольше от него страдают слаборазвитые аграрные или полуаграрные страны. Это произошло, в частности, потому, что правящие группы финансового капитала противятся падению цен — явлению, посредством которого в ходе кризиса восстанавливается равновесие на новой основе. При этом предохранительные клапаны в виде новых сфер сбыта, новых рынков (упоминавшихся Марксом еще в «Манифесте») быстро изнашиваются.
В заключение великого кризиса не происходит полного восстановления экономики: вспыхивает вторая мировая война с ее известными последствиями. Общий кризис капитализма усугубляется. Наиболее значительное явление, отличающее этот период, который может быть охарактеризован как второй этап общего кризиса, состоит в укреплении и расширении социалистической системы производства, в образовании обширного социалистического рынка, который кладет конец существованию единого капиталистического мирового рынка и заставляет почувствовать свое влияние в третьих, развивающихся странах.
Утверждение новой, социалистической экономической системы оказывает мощную поддержку национально-освободительной борьбе зависимых стран. В эти годы независимость завоевывают Индия, Бирма, Индонезия, арабские страны, страны Африки; возникает, иначе говоря, обширная зона, в которой экономическое влияние господствующих капиталистических держав оказывается ограниченным.
После второй мировой войны, таким образом, положение существенно меняется. С одной стороны, мы имеем уже не одно государство, а целую систему социализма, с другой стороны — капиталистическую систему» внутри которой колоссально выросли противоречия: их суммарным выражением (особенно в первое послевоенное время) служит подавляющее превосходство экономического и военного могущества Соединенных Штатов над всеми остальными государствами Запада.
В обескровленной войной Европе угроза для империализма серьезна, и Черчилль не скрывает этого в своей фултонской речи. Учитывая мощь Советского Союза, уже невозможно удушить новые государства, перешедшие в орбиту социализма, подобно тому, как это было сделано с Венгрией в 1919 г. Единственная остающаяся возможность — и ее-то берутся использовать Соединенные Штаты — состоит в том, чтобы сдерживать продвижение социализма, воссоздать немецкий опорный рубеж в западной части Германии, помочь процессу капиталистической реконструкции и реставрации власти финансового капитала в европейских странах с помощью плана Маршалла и развязать холодную войну, шантажируя атомной угрозой.
Развитие начинается с новой точки. С одной стороны, возобновляют свое действие законы, присущие капиталистическому развитию, как уже не раз отмечалось в ходе нашего изложения. Экономическое и политическое могущество США, продолжая, как мы видели, оставаться доминирующим, уже не обладает подавляющим превосходством по отношению к другим капиталистическим странам, развивающимся более высокими темпами: Японии, Германии и в известном смысле также Италии, Франции, Англии и образующимся объединениям капиталистических стран, таким, как ЕЭС.
С другой стороны, не исчезают противоречия между капиталистическими странами, более того, эти противоречия имеют тенденцию обостряться, проявляясь и в попытках общей защиты от американского проникновения, и в борьбе против конкуренции, особенно японской и западногерманской. Закон неравномерного развития возобновляет, таким образом, свое действие. В силу складывающейся ситуации и благодаря экономическим успехам социалистических стран подходит к концу и сама холодная война: на смену ей приходит «мирное соревнование».
Таким образом, сама проблема империалистической войны выступает отчасти по-новому, и не потому, что изменилась агрессивная природа империализма или смягчились его противоречия, а потому, что изменились условия. С одной стороны, новые, обладающие чудовищной разрушительной силой виды оружия могли бы привести к уничтожению большей части человечества, особенно в странах, наиболее развитых с экономической и культурной точки зрения.
С другой стороны, главное противоречие между империализмом и социализмом остается, но соотношение сил меняется в пользу социализма и сил, которые его поддерживают. В такой обстановке более выгодным оказывается избегать перерастания противоречий между ведущими капиталистическими странами в войну между ними.
Поэтому производство вооружений составляет важную (но не совершенно необходимую, как утверждают многие) часть экономики империализма: оно используется одновременно и как экономический стимул для увеличения избыточной прибавочной стоимости, и как фактор устрашения на случай войны против социалистического блока, и в войне «сдерживания», т.е. с целью сохранения зоны господства империализма в нынешних пределах. Но и этот результат является исторически недостижимым, несмотря на все усилия и временные успехи империализма, как это доказывает славный пример Вьетнама.
Опасность третьей мировой войны поэтому по-прежнему остается, и особую угрозу представляют существующие ныне крупные очаги трений, типа очага на Ближнем Востоке.
Однако разрушительные свойства новых типов оружия, изменившееся соотношение сил между капитализмом и социализмом, рост сознания и борьбы народных масс за мир — все это может заставить империализм примириться с ожидающими его историческими поражениями, лишая его возможности развязать мировую войну.
Этот результат, естественно, может быть достигнут только при постоянной бдительности и активной защите мира.