Стратегия в свете новой парадигмы экономической теории


Движение к посттоталитарному обществу — стратегическая, но, очевидно, не самая глобальная задача переходной экономики. Возникает вопрос — а что же дальше? Возможно ли сегодня определить, так сказать, стратегию-максимум в теории переходной экономики как стратегию глобальной социально-экономической направленности процессов реформирования в России?

Следует подчеркнуть значительную важность подобного решения именно для нашей страны, где общество в течение последних десятилетий прочно свыклось с наличием глобальной перспективы. Такой перспективой выступало «построение» коммунизма. Сам по себе отказ от такой именно перспективы не может изменить состояния общественного менталитета, испытывающего дискомфорт при неясности перспективы — «куда идем?»

Теоретическое заполнение образовавшегося вакуума, в свою очередь, связано с рядом трудностей, требующих преодоления. Во-первых, это инерционность общественного менталитета, ищущего глобальную перспективу на путях «привечного» подхода к истории человечества по критерию способов производства. Логика его, как отмечалось, ведя анализ по линии «капитализм — социализм (коммунизм)» не дает искомого результата. Во-вторых, это утвердившееся в обществе понимание самого характера развития как процесса «строительства» какого-то определенного общества, процесса, включающего достаточно четкую цель движения и соответствующие направления этого движения.

Преодоление первой трудности методологически связывается в науке с переходом в экономической теории к новой парадигме. Прежняя («(старая») парадигма свойственна состоянию индустриально-рыночного общества, она рождается вместе с политической экономикой как наукой. Основа ее — доминирование производственно-экономических факторов, определяющее как главный движущий механизм диалектику сторон материального производства.

Перспективы развития при данной парадигме видятся через призму соответствующих черт: определенность присвоения средств производства (общенародная собственность); труд в производстве как критерий распределения его результатов; планомерный (согласованный) принцип регулирования материально-вещественных потоков в обществе; соответственно, человек, рассматриваемый прежде всего как объект, на который в итоге в изобилии «сыплются» материальные и духовные блага из производства. Подобная логика парадигмы и подводила к выводу о переходе общества к социализму (коммунизму) и соответствующих чертах этих обществ.

Правда, следует отметить «и то, что старая парадигма вплотную подводила к выводу, противоречащему ее основе. Речь идет о таких чертах, отмечаемых в будущем обществе, как всестороннее развитие способностей человека, превращение свободного времени в главное богатство общества. Переход к такому состоянию оказывается сегодня все более реальной перспективой. Но это означает и назревающую необходимость перехода в экономической науке к новой парадигме в трактовке характера и ступеней развития человеческого общества.

Основа новой парадигмы — смена доминант, переход от доминирующих до сих пор в развитии производственно-экономических факторов и доминированию факторов социокультурных. Как отмечалось выше, это не означает утраты производственно-экономическими факторами своей определяющей роли в удовлетворении потребностей людей. Это означает лишь их такое высокое развитие, которое позволяет взять эстафету доминанты факторам другим — социокультурным.

Новая парадигма по иному представляет черты будущего устройства общества: определенность форм присвоения материальных средств производства сменяется их размытостью, плюрализмом, когда не только исчезает альтернатива—частная или общественная собственность, но и каждый человек, включается в экономическую систему как носитель целого «пучка прав» собственности; труд в материальном производстве, оставаясь, естественно, необходимостью, перестает играть главную критериальную роль в распределении результатов производства; в общественном регулировании на первый план выходит движение информационных потоков, развитие и использование научного знания; человек из объекта в общественном производстве превращается в активного субъекта, развитие которого реально становится высшим критерием прогресса.

Характер новой парадигмы, иными словами, означает переход в трактовке ступеней развития человеческого общества от критерия способов производства материальных благ к критерию иному — способы саморазвития человека. Новая парадигма в этом смысле как бы «снимает» линию «капитализм — социализм (коммунизм)».

Известно, однако, что подобное светлое будущее связывалось в марксистской школе с коммунистическим обществом. Возможно, что сам термин в будущем обществе сохранит свое применение. Но главное в том, что коммунизм будущего будет иметь во многом иные черты, чем предполагалось данной школой. За старым термином будет новое, другое содержание. Сегодня же практическая дискредитация идеи коммунизма исключает выдвижение его в виде глобальной перспективы переходной российской экономики.

Преодоление второй трудности связано в методологическом плане с пониманием различий между стратегической перспективой в теоретическом отношении и стратегией на практике. Как отмечал С. Булгаков, экономическая теория, когда речь идет о будущем, может осветить лишь крайне незначительное пространство. Теоретически перспектива выступает, прежде всего, как научная гипотеза, вырастающая из реальных тенденций развития общества.

Как гипотезе, ей свойственны соответствующие черты: она носит альтернативный характер, допуская и другие гипотезы; она носит открытый характер, т.е. предполагает свое дополнение по ходу практики; предполагает она и известные изменения по той же причине; она не может принимать конкретных форм, коль скоро речь идет о далекой перспективе. Глобальная стратегия, иными словами, в теории переходной экономики не может не быть достаточно абстрактной, неопределенной.

Сложившийся в течение десятилетий российский общественный менталитет привык к иной трактовке глобальной перспективы: безальтернативность (коммунистическое общество); закрытый характер концепции (абсолютизация черт, сформулированных еще Марксом); недопущение каких-либо изменений в концепции, догматизация ее положений; неоправданная конкретизация черт будущего. Подобная определенность черт далекого будущего вытекала и из понимания самого характера движения к нему — его сознательного построения. Отсюда необходимость и достаточно жесткого проекта строительства (программа строительства коммунизма), и соответствующих конкретных «рабочих чертежей».

Преодоление названной трудности связано с внедрением в общественное сознание понимания как невозможности привычной всем конкретизации форм будущего, включая даже сам характер конечных рубежей, так и отказа от «строительства» будущего общества по типу строительства дома или какого-то иного сооружения. Общественное развитие значительно сложнее. Глобальная стратегия — максимум в этом смысле выступает лишь в виде перспективы-тенденции. Содержание этой тенденции, как отмечалось, связано с переходом в экономической теории к новой парадигме.

Социально-экономическая стратегия переходной экономики в России в свете этой парадигмы есть переход от тоталитарного к посттоталитарному демократическому обществу, а от этого демократического индустриального типа общества к обществу постиндустриальному. В свою очередь, эпоха постиндустриального развития это эпоха сближения, переплетения различных цивилизаций, постепенного формирования единой глобальной мировой цивилизации.

Таковы глобальные перспективные рубежи переходной российской экономики, в рамках которой будут проявляться и все особенности России — при условии, что она будет развиваться не автаркически, а в общем русле всемирного сообщества.