Социальная справедливость требует, чтобы в обществе господствовало справедливое отношение ко всем: к преступникам, детям, престарелым, домашним животным, странам-конкурентам и т.д. Концепция распределительной справедливости (другое ее название — концепция экономической справедливости) затрагивает более узкий круг проблем. Она имеет дело со справедливостью в экономических отношениях между членами общества: со справедливостью в совместной производственной деятельности, в торговле потребительскими товарами, в предоставлении общественных благ.
Обычно данные формы обмена (особенно если они осуществляются добровольно) дают возможность получения взаимной выгоды. При этом распределительная справедливость — это справедливость структур, оказывающих влияние на распределение соответствующих выгод между индивидами с учетом их усилий, альтернативных издержек и затрат ресурсов (необходимо отметить, что влияние на распределение выгод в общем случае означает влияние и на их производство).
В прежних дискуссиях по поводу распределительной справедливости внимание концентрировалось главным образом на обязанностях индивида по отношению к его партнерам по сделкам. Так, от работодателя ожидалось справедливое отношение к работникам (или недопущение несправедливого отношения к ним), а центральная проблема состояла в том, чтобы определить критерии проявления несправедливости со стороны работодателя. По мере развития перераспределительной деятельности правительства и распространения идей экономического либерализма в фокусе внимания оказались обязанности центрального правительства в сфере распределения.
Предположим, что предприятия и домашние хозяйства преследуют собственный интерес, в то время как правительство (в рамках своих полномочий) занимается вопросами распределения. В этих условиях к проблематике распределительной справедливости относятся главным образом перераспределительные налоги и субсидии. Налоги и субсидии могут выступать в самых различных формах — например, в форме бесплатного образования и профессиональной подготовки (масштабы которых являются чрезмерными по критерию Парето), а также выплачиваемых работодателям или работникам денежных субсидий, цель которых состоит в стимулировании занятости, в частности занятости низкооплачиваемых рабочих.
Отметим, что так называемый отрицательный подоходный налог, каковы бы ни были доводы «за» и «против» его использования с точки зрения социальной справедливости, не может рассматриваться как инструмент достижения распределительной справедливости, если сфера его действия не ограничена кругом людей, участвующих (сверх некоторого порогового уровня) в экономической деятельности, а значит, и в создании выгод, подлежащих (пере)распределению. В любом случае вопрос об «отрицательном подоходном налоге» не будет обсуждаться в данном очерке, хотя некоторые утверждения относительно субсидий справедливы также и для случая «отрицательного подоходного налога».
Предположение о том, что достижение распределительной справедливости может (по крайней мере, в принципе) потребовать выплаты субсидий, а не только предоставления малообеспеченным работникам налоговых льгот и освобождений, у многих может вызвать недоумение, а у некоторых — неприятие самой концепции распределительной справедливости. Пока, скажем, индейцы племен ирокезов и сиу не имеют контактов между собой, подлежащие распределению выгоды отсутствуют, а принципы распределительной справедливости не могут применяться; если же им предоставляется возможность свободного совершения двусторонних межплеменных сделок, субсидирование заработной платы членов «низкооплачиваемого» племени (например, членов племени сиу) может достигаться частично или полностью за счет ирокезов.
Возражения некоторых комментаторов сводятся к тому, что индейцы племени сиу, вступающие в добровольный обмен с индейцами племени ирокезов и, как можно предположить, получающие (или имеющие возможность получить) благодаря этому выгоды, не «заслуживают» какого-то дополнительного трансферта за счет ирокезов (осуществляемого, возможно, некоей надплеменной властной инстанцией). Э. Рэнд утверждает, в частности, что одно дело, когда материально необеспеченного человека заставляют оплачивать проезд в автобусе, свободные места в котором другие люди могут оплачивать за счет выгод, полученных ими от пользования автобусом (в данном случае безбилетный проезд не вызывает у нее осуждения), и совсем другое дело, когда в пользу этого материально необеспеченного человека взимается налог с других пассажиров.
Однако она в данном случае допускает неправильное приложение своих (а фактически — Дж. Ролза) этических принципов к экономическим рассуждениям. До некоторых пор, выплачивая субсидию членам «низкооплачиваемого» племени — в нашем примере членам племени сиу, — члены другого племени (племени ирокезов) остаются в чистом выигрыше, величина которого равна совокупной величине выигрыша за вычетом величины налога, необходимого для финансирования субсидии.
Это связано с фактором убывающей отдачи: когда группа рабочих-сиу присоединяется к фиксированному набору трудовых и земельных ресурсов племени ирокезов, дополнительный продукт первых рабочих-сиу (или в более общем случае — средняя величина дополнительного продукта, созданного рабочими-сиу) оказывается выше дополнительного продукта последнего из этих рабочих, который можно назвать предельным продуктом труда рабочих-сиу; ирокезы могут выплачивать сиу субсидию в размере превышения среднего дополнительного продукта над предельным продуктом. Если корректно интерпретировать возражение, выдвинутое Э. Рэнд, то оказывается, что оно относится не к любым субсидиям, а только к тем, которые приводят к полному исчезновению выгод или возникновению убытков.
Другое возражение против концепции распределительной справедливости и использования субсидий заключается в том, что, если бы эти концепции были обоснованными, их имело бы смысл по аналогии применять к подбору супружеских пар, т.е. к определению кандидатур в мужья и жены; поскольку же мы никогда не слышали о таком приложении идеи справедливости распределения, то сама эта идея, по-видимому, является некорректной. Разумеется, очень странно выглядели бы налог на вступление в брак с мужчиной-ирокезом и субсидии на вступление в брак с мужчиной из племени сиу, установленные на основании того, что мужчины-ирокезы более привлекательны для женщин того и другого племени, а потому возникающее неравенство в «выгодах» является несправедливым и должно быть преодолено.
Однако причины отсутствия таких налогов и субсидий могут быть не связаны с предполагаемой некорректностью идеи распределительной справедливости. Возможно, препятствием является невозможность принятия решений об установлении налогов и субсидий. Быть может, субсидии на вступление в брак рассматривались бы как нечто унизительное в отличие от субсидий занятым (почасовой размер которых может быть дифференцированным и даже постоянным).
Однако ключевое обстоятельство может заключаться в том, что, несмотря на наличие в данном случае экономического обмена и несмотря на то, что расовая дискриминация или расовые предрассудки могут привести к возникновению реальной несправедливости, мужчины-сиу и мужчины-ирокезы в нашем примере не участвуют в совместной взаимовыгодной деятельности, а потому не возникает и вопроса о справедливом распределении выгод, которые могли бы быть получены от такой деятельности; мужчины данных племен конкурируют за семейных партнеров, а не устанавливают партнерские отношения друг с другом. Таким образом, принципы справедливости распределения в данном случае неприменимы.
Как уже указывалось, условия найма малообеспеченных рабочих представляют собой классическое место применения концепции распределительной справедливости. Однако следует упомянуть и о двух других сферах, где идет борьба вокруг вопросов распределительной справедливости. Одной из них является проблема справедливости в отношениях между представителями различных поколений. Она была впервые поставлена Ф. Рамсеем в его знаменитой работе, где был использован утилитаристский критерий оптимальности — сумма полезности за период времени.
Данная концепция справедливости в отношениях между поколениями встретилась с серьезными трудностями, когда в 1960-х годах ее стали применять для изучения проблемы оптимальных сбережений в обществе с безграничным ростом населения (хотя, возможно, столь странный демографический случай был некорректным и абсурдным тестом на приемлемость принципов утилитаризма). В 1971 г. Дж. Ролз подверг рассмотрению проблему справедливости в отношениях между поколениями в очень спорном разделе своей книги, но в результате был вынужден констатировать, что «принцип различия (т.е. ролзовский принцип максимина, или, точнее, лексимина, в соответствии с которым оценка положения вещей должна производиться исходя из уровня благосостояния наименее обеспеченного индивида) неприменим к проблеме сбережений.
Нет никакого способа, которым более позднее поколение могло бы помочь менее удачливому предыдущему поколению». Смысл данного утверждения, как представляется, сводится к тому, что проблема отношения между поколениями — если она вообще существует, — не является проблемой распределительной справедливости, поскольку между различными поколениями (и даже между двумя «смежными» поколениями) отсутствует сотрудничество с целью получения взаимной выгоды.
Тем не менее, предположение о том, что ныне живущее поколение не может воспользоваться помощью поколений, идущих ему на смену, представляется серьезным изъяном экономической концепции Ролза. В закрытой экономике ныне живущее поколение может оказать помощь будущим поколениям, накапливая капитал; даже в открытой экономике со свободным перемещением капиталов будущим поколениям может быть передан капитал, вложенный в инфраструктуру, который не может быть получен на мировом рынке (по крайней мере, на столь выгодных условиях).
Будущие поколения также могут оказать нам помощь, принимая на себя обязательства, которые мы — с целью повышения собственного потребления — накопили в форме внутреннего долга или прав на пенсионное обеспечение. Таким образом, здесь можно с полным основанием говорить о распределительной справедливости. Одна из возможных интерпретаций утверждения Ролза заключается в том, что, если нынешнему поколению, обделенному по сравнению со следующими поколениями (например, в связи с ожиданием чудесных технологических открытий в будущем), было бы позволено вообще ничего не инвестировать (и даже не восполнять выбытие производственного капитала!) — по аналогии с тем, как в статической ситуации наиболее материально необеспеченный человек претендовал бы на осуществление мер по достижению равенства, — будущие поколения не смогут с помощью «подкупа» побудить нынешнее поколение сделать что-либо, соответствующее взаимной выгоде разных поколений, — в отличие от статической ситуации, когда «богатые» могут объяснить «бедным», что выгоды богатых со временем «просочатся» в низшие слои.
Однако на самом деле будущие поколения могут «подкупить» нынешнее поколение, обещая его представителям в обмен на осуществление ими инвестиций обеспечить им более высокий уровень потребления в старости. Можно предположить, что оптимальная максиминная траектория сбережений в модели Фелпса—Райли будет существовать даже тогда, когда в рассмотрение вводится фактор технологического прогресса.
Еще одной сферой, где мы можем столкнуться с дебатами вокруг распределительной справедливости, является проблематика международной торговли. Когда страна-«гигант» ведет торговлю с небольшим числом стран-«пигмеев», которые даже в совокупности не могут оказать влияние на уровень цен страны-«гиганта», эта страна присваивает все выгоды от международной торговли, в то время как благосостояние стран-«пигмеев» остается без изменения; если при этом страны-«пигмеи» являются (в соответствии с каким-либо приемлемым критерием) более бедными по сравнению со страной-«гигантом», ситуация в точности соответствует ролзовскому случаю максиминного решения.
Однако если страны-«пигмеи», осуществляя экспортно-импортные операции со страной-«гигантом», испытывают ухудшение условий торговли (поскольку они, по крайней мере в совокупности, оказывают влияние на уровень цен), свободный рынок не может обеспечить ролзовское решение. Сегодняшние проблемы в торговых отношениях между «Севером» и «Югом», на которые жалуются страны «Юга», могут рассматриваться сквозь призму склонности и без того богатых стран «Севера» (например, стран Северной Америки и Европы) сохранить за собой выгоды от внешней торговли, обусловленные указанным выше изменением условий торговли, причиной которого являются действия стран «Юга» в их торговле со странами «Севера». Страны же «Юга» полагают справедливым требовать от стран «Севера» обратного трансфера этих выгод с помощью соответствующего международного механизма.
Некоторые талантливые и серьезные философы были бы счастливы отнести проблематику распределительной справедливости к исключительной сфере ведения экономистов. Действительно, историю философии можно рассматривать как процесс обретения отдельными философскими субдисциплинами самостоятельности, как только они получали возможность выжить по отдельности.
Сходным образом есть экономисты, которые хотели бы оставить проблематику распределительной справедливости в ведении философов. Однако вне зависимости от того, кому придется выполнять львиную долю работы в данной сфере, представляется, что экономические (как и философские) составляющие изучаемых проблем имеют существенное значение. В этом смысле — и по данной причине — изучение справедливости распределения, несмотря на неизбежное пересечение со сферой философских исследований, является важной сферой экономической науки.