«Капитал» Маркса был направлен не только на раскрытие основы капиталистической эксплуатации, но и, кроме всего прочего, на раскрытие «законов движения» капитализма. Маркс утверждал, что конкуренция между капиталистами велась путем инвестирования в новые, более эффективные технологии производства, а экономия на масштабах, к которой приводит данная ситуация, действует как пресс, заставляющий индивидуальных капиталистов накапливать (концепция, совершенно отличная от неоклассической идеи о накоплении как замене настоящего потребления будущим).
Результатом данного процесса стало увеличение концентрации промышленности (по Марксу — централизация), которая в дальнейшем была ускорена развитием кредитной системы. Многие марксистские теоретики от Гильфердинга до послевоенных марксистов зафиксировали эту тенденцию, сделав в ряде случаев вывод, что монополизация разрушала стимул к накоплению. Однако данный вывод, видимо, противоречит большому буму 1950-х и 1960-х годов в Европе и Японии и сопутствующему развитию международной конкуренции.
Для Маркса воздействие накопления как на рабочий класс, так и на прибыль было обусловлено его предполагаемой трудосберегающей формой. Маркс доказывал, что более высокая производительность требовала увеличения объема постоянного капитала в расчете на одного рабочего (позднее экономистами это было названо коэффициентом капитал — труд). Хотя это не обязательно справедливо, так как новые технологии могут давать экономию на постоянном капитале, последующее развитие подтвердило точку зрения Маркса. Более спорными являются ее следствия применительно к занятости, заработной плате и норме прибыли.
Возрастающая масса постоянного капитала на одного рабочего подразумевает, что занятость растет более медленно, чем величина капитала. Но приводит это или нет к увеличению/уменьшению резервной армии труда, зависит от силы накопления, степени, в которой технический прогресс является трудосберегающим, и роста рабочей силы.
По крайней мере, в передовых странах тенденция заключалась в победе капиталистического сектора над докапиталистическими, такими, как крестьянское сельское хозяйство, но «высвобождаемые работники» поглощались работой по найму. Здесь важно отличить влияние тенденции накопления на занятость (при полном использовании мощностей) от периодов — возможно, затяжных — «циклической» безработицы, возникающей из недогрузки мощностей во время кризисов. Очевидно, что, например, массовая безработица 1970-х и 1980-х годов в Европе была обусловлена в основном, если не в целом, кризисом накопления (т.е. его недостаточным объемом), а не формой, которую оно принимает.
Несмотря на периодические приступы безработицы, в передовых странах существовала тенденция к росту реальной заработной платы в соответствии с ростом производительности труда, так что доля прибыли в продукте была более или менее постоянной либо даже уменьшилась. Несмотря на сложности, связанные с измерением самозанятости, такое положение предполагает, что норма эксплуатации, по Марксу, не показывает тенденции к увеличению, которое, как он предполагал, будет вызвано ростом резервной армии труда.
Некоторые авторы старались подтвердить рост нормы эксплуатации посредством обращения к марксистской концепции непроизводственного труда (труд управленческого персонала, банковских работников и т.д.). Если отнести данных работников к оплачиваемым из прибавочной стоимости и не считать их оплату издержками производства, уменьшающими прибавочную стоимость, и если их доля в рабочей силе возрастает (а так оно и есть), то увеличение нормы эксплуатации совместимо с увеличением доли заработной платы в национальном доходе.
Но утверждение, что прибавочный продукт, остающийся капиталистам для накопления, уменьшается, так как при росте производительности производственных рабочих доля непроизводственных рабочих растет, немногое добавляет к более простой идее, заключающейся в том, что рост производительности всех рабочих является недостаточно быстрым в сравнении с ростом реальной заработной платы.
Тенденция увеличения реальной заработной платы подняла вопрос об обоснованности в наше время марксистской концепции стоимости рабочей силы, зависимой от времени, необходимого для производства «товаров первой необходимости». Обычным ответом марксистов стало подчеркивание «нравственного и исторического» элемента в определении Марксом стоимости рабочей силы.
Периоды сильного спроса на труд и развитие профессиональных союзов позволили расширить для рабочих круг «товаров первой необходимости», включая и предоставление более широкого набора государственных услуг. Трудности, с которыми, несмотря на массовую безработицу, столкнулись работодатели при попытках сократить реальную заработную плату и правительства при попытках серьезно уменьшить набор социальных услуг в 1970-х и 1980-х годах, придали большую убедительность тому аргументу, что имеющийся в настоящее время уровень жизни является общественно необходимым.
Маркс доказывал, что тенденция к возрастанию органического строения позволит увеличить норму эксплуатации, но, тем не менее, приведет к падению нормы прибыли по отношению ко всему используемому капиталу, так как вырастут затраты на постоянный капитал. Несмотря на то что «закон тенденции нормы прибыли к понижению» рассматривался Марксом как «наиболее важный закон политической экономии», в классических работах марксистской экономической теории он сыграл, пожалуй, лишь второстепенную роль. В конце 1960-х годов с возрождением интереса к марксистской экономической теории закон получил развитие в работах таких экономистов, как Мандел.
Основным предметом спора стал вопрос: существует или нет требуемая законом тенденция к возрастанию стоимости основного капитала на одного рабочего. Маркс и сам признавал, что тенденция является результатом двустороннего процесса. Увеличивающаяся масса постоянного капитала на одного рабочего ведет к соответствующему росту стоимости капитала. С другой стороны, рост производительности, который является неотъемлемой частью процесса, ведет к уменьшению стоимости постоянного капитала на одного рабочего.
Увеличение или падение стоимости основного капитала на одного рабочего зависит соответственно от более медленного или более быстрого роста производительности по сравнению с увеличивающимся физическим объемом постоянного капитала на одного рабочего. Сам Маркс не дал убедительных причин, согласно которым рост производительности должен быть более медленным, и впоследствии утверждалось, что такой причины не существует. Попытки доказать, что увеличение физической массы постоянного капитала на одного рабочего в некотором смысле является более существенным и что «закон тенденции нормы прибыли к понижению» действует, даже если существует очевидная тенденция к росту нормы прибыли, не были признаны убедительными.
Те марксисты, которые пытались дать эмпирическое обоснование закону, обычно путали физический объем постоянного капитала с его стоимостью: отношение капитала к выпуску продукции, которое является ценовым аналогом стоимости капитала на одного рабочего, не показывает тенденции к возрастанию.
Если данное возражение связывает тенденцию падения прибыли с темпом роста производительности труда (эмпирический вопрос), то второе возражение заключается в том, что технологии, внедряемые капиталистами, никогда не приведут к более низкой норме прибыли для всего класса капиталистов. Может быть показано, что новые технологии, увеличивающие норму прибыли для капиталистов- новаторов, также подразумевают, вопреки убеждению Маркса, экономию затрат и, следовательно, более высокую норму прибыли, получаемой капиталистическим классом.
Для того чтобы с внедрением новых технологических процессов произошло падение нормы прибыли, должна вырасти к тому же и реальная заработная плата. Все это не означает, что стоимость постоянного капитала в некоторые периоды не может расти и это не может сочетаться с падением нормы прибыли (оба этих явления наблюдались в начале 1970-х), просто в этом случае заработная плата также должна увеличиться (что и наблюдалось). Шейх доказывал, что олигополисты могут не максимизировать норму прибыли, но даже если это действительно так, отсюда не следует необходимости падения нормы прибыли.
Споры о «законе тенденции нормы прибыли к понижению» подчеркнули важность тенденции изменения реальной заработной платы для развития капитализма. Две основные школы марксистской теории кризисов действительно уделяли главное внимание реальной заработной плате, но совершенно по разным причинам. Теоретики недопотребления (в классический период — Люксембург, и Суизи среди более поздних авторов) доказывали, что недостаточный рост реальной заработной платы ослабляет стимулы для инвестирования в производство потребительских товаров, ограничивая их рынок; как показал с помощью марксистской схемы воспроизводства Туган-Барановский, невозможно вывести неизбежность кризиса недопотребления из увеличения нормы прибавочной стоимости.
Согласно схеме воспроизводства Маркса реализация прибавочной стоимости полностью зависит от решения капиталистов о расходах (на инвестиции или потребление). Рост доли прибавочной стоимости в стоимости продукта может быть достигнут капиталистами в том случае, если они готовы производить все больше и больше инвестиций в сектор, производящий капитальные блага (I подразделение общественного воспроизводства), даже если эти инвестиции предназначены всего лишь для увеличения производства капитальных благ.
Таким образом, кризисы недопотребления, которые возникают, когда капиталисты не увеличивают свои инвестиции в соответствии с ростом потенциальной прибавочной стоимости, зависят от поведенческого допущения, в соответствии с которым капиталисты не поддерживают на высоком уровне свои инвестиционные расходы. В более серьезном послевоенном исследовании по данной тематике — книге «Монополистический капитал» Барана и Суизи, в котором содержится признание теоретического вклада Стейндла, отмечено, что растущая монополизация американского капитализма усиливает тенденцию к росту доли прибавочной стоимости при одновременном ослаблении принуждения к инвестированию.
По иронии судьбы как раз в то самое время, когда был написан «Монополистический капитал», Европа и Япония переживали феноменальный бум. В этих странах многие марксистские экономисты отдали предпочтение теории перенакопления. Сильный бум рассеял резервную армию труда и привел к росту заработной платы и, следовательно, падению прибыли, а также к инфляции и спаду. Особое внимание данные теории также уделяли роли усиливающихся профессиональных союзов, требующих увеличения государственных расходов на социальные нужды, а также трудностям, которые возникают в условиях полной занятости у капиталистов, реорганизующих производство с целью увеличения производительности.
Причина того, что эти трудности приводят к кризису, а не просто к замедлению роста, опять следует искать в центральной проблеме инвестиционного поведения капиталистов. Моделирование точных причин и определение момента, когда падение прибыли приведет к стремительному падению инвестиций, как известно, чрезвычайно затруднено. Японские марксисты внесли важный вклад в развитие теории, подчеркнув важную роль кредитной системы как в продлении бума, так и в наступлении коллапса. Калецки, который обессмертил идеи Маркса следующим изречением: «Рабочие тратят то, что они получают, капиталисты получают то, что они тратят», в конце своей жизни написал, что решения об инвестициях «остаются величайшей загадкой экономической теории».
Марксисты всегда подчеркивали оздоровляющую роль кризисов в восстановлении условий для возобновления накопления. О ней с большим правом можно говорить в случае кризиса, возникшего в результате перенакопления (где проблема заключается в росте заработной платы), чем кризиса недопотребления (причиной которого является слишком медленный рост заработной платы). Кейнсианская политика расширения спроса, скорее, создана для разрешения кризиса недопотребления, но преградой такому очевидному решению считаются политические трудности.
В случае кризиса перенакопления кейнсианскую политику следовало бы запустить в обратном направлении с целью усилить влияние безработицы на ослабление позиций рабочих при переговорах о соотношении заработной платы и производительности. Некоторые французские марксисты, известные под названием «школа регулирования», недавно обратили внимание на необходимость реформирования всей системы институтов, государственной политики, технологического процесса и т.д. для преодоления значительного структурного кризиса. В настоящее время проходит широкая дискуссия о том, являются ли микрочипы, децентрализация производства, интернационализация производства и рынков капитала, японский тип отношений в промышленности, увеличение свободы действия рыночных сил и тому подобное новым «выходом» для капитализма в 1990-х годов.
Поскольку данный анализ марксистской экономической теории сосредоточивается на обсуждении, пересмотре и развитии собственных идей Маркса, то необходимо подчеркнуть, что дни сталинистской ортодоксии и догматического повторения священных текстов ушли. Марксистская экономическая теория снова вносит действенный и творческий вклад в анализ современного общества.