Термин «точная настройка» был введен в научный оборот Уолтером Хеллером. Под ним он понимал предпринимаемые государством меры фискального и кредитно-денежного регулирования, направленные на ликвидацию прогнозируемых или фактических отклонений совокупного спроса от некой целевой траектории экономического роста и соответствующей ему инфляции.
Эта идея ознаменовала собой важное изменение доктрины. Отныне цель заключалась не просто в том, чтобы сглаживать колебания, но в том, чтобы держаться определенной траектории «производство — занятость — инфляция», выбранной из набора достижимых траекторий в соответствии с предпочтениями лица, формирующего политику.
Проще говоря, сторонники «настройки» считают, что 1) сама экономика не может адекватно «настраиваться»; 2) мы знаем достаточно много о ее динамической структуре, т.е. о ее лагах и мультипликаторах, чтобы добиться лучших результатов, чем те, к которым могла бы привести политика непринятия мер в ответ на нежелательные изменения совокупного спроса, например попытка фиксированного темпа роста денежной массы или «пассивная» фискальная политика. (Чтобы картина стала совсем полной, нужно еще допустить, что лица, ответственные за проведение политики, не испортят своей «настройкой» все дело, а то результаты могут получиться еще хуже, чем при политике «отсутствия настройки».)
Обе технические предпосылки подвергались резкой критике.
Случай «классической» экономики. Новая классическая макроэкономика (НКМ), которая последние пятнадцать лет в большой чести у молодых макротеоретиков, учит, что, если бы лица, отвечающие за экономическую ситуацию в стране, прекратили вмешиваться в экономику, она бы сразу стала вести себя так, как предсказывает стохастическая версия совершенно конкурентной, мгновенно сходящейся модели НКМ, т.е. цены и заработная плата установились бы на таком уровне, при котором спрос и предложение более или менее постоянно уравновешивали бы друг друга, а аллокация ресурсов оставалась бы в окрестностях своего квазиэффективного вальрасианского (подвижного) равновесия.
Если это действительно так — и это чисто эмпирический вопрос, а не дело методологической эстетики или политических предпочтений, — то попытки государства управлять совокупным спросом в лучшем случае неуместны, а скорее всего являются главной причиной макроэкономической неэффективности. Экономические циклы, во всяком случае в той мере, в какой они не связаны с самокорректировкой экономики в ответ на изменения в доступности факторов производства, технологиях и вкусах, объясняются непредсказуемостью фискальной и кредитно-денежной политики государства. Экономические субъекты принимают социально ошибочные решения, поскольку они не могут предугадать поведения государства.
Органы денежного регулирования в НКМ-экономике, по крайней мере в ее канонической монетаристской версии, не могут влиять на реальные экономические величины — разве что если будут вести себя непредсказуемо. Они контролируют уровень цен и ничего более, их дело — заставить его вести себя как надо. Фискальные органы тоже должны заниматься своими прямыми «неоклассическими» обязанностями — следить за тем, чтобы бюджет соответствовал предпочтениям электората в отношении перераспределения доходов и дележа продукта между частным использованием и государственными услугами, настоящими и будущими.
Если и правительство, и Центральный банк ведут себя предсказуемо, то совокупный спрос, совокупный объем производства и занятость позаботятся о себе сами. (Что понимать под эффективностью в макроэкономическом контексте, — не совсем ясно, поэтому я пользуюсь термином «квазиэффективность», чтобы учесть возможность микроэкономических неэффективностей, а также неэффективностей, связанных с отсутствием рынков условных фьючерсных контрактов, т.е. обязательств купить или продать некоторый товар в будущем в зависимости от выполнения некоторых условий. Разумеется, квазиэффективность — понятие относительное, оно имеет смысл только применительно к данному множеству информации.)
Случай кейнсианской экономики. Предположим, однако, что цены и номинальная заработная плата (или темпы изменения того и другого) реагируют на избыточный спрос или предложение довольно вяло. Реальные нарушения равновесия порождают кумулятивные, самовозрастающие реакции реальных переменных, причем эти реакции одновременно и неэффективны, и медленно «рассасываются». Даже ожидаемое событие чисто денежного порядка, например рост предложения денег в результате совершенно бесплатного выброса в экономику дополнительных денег, вызывает реальные эффекты. В этом случае политика реагирования на нарушения равновесия в принципе могла бы поправить дело.
В принципе, но не на практике, считают оппоненты. Коэффициенты (а на самом деле и сами уравнения) в кейнсианских моделях слишком ненадежны, а лаги слишком изменчивы и слишком длинны. В результате политика активного вмешательства, даже если она свободна от политических ограничений, принесет скорее вред, чем пользу. В качестве доказательства своей правоты оппоненты ссылаются на плохое состояние американской экономики в конце 1960-х и 1970-е годы.
С крайней точки зрения, которую представляет НКМ, кейнсианские модели вообще никуда не годятся. То, что выдается за количественную «структуру» таких моделей, на самом деле просто мираж, отражающий не устойчивые закономерности, которые можно было бы использовать в экономической политике, а поведение частных экономических агентов, зависящее от ожиданий в отношении государственной политики. Любое ожидаемое изменение в политике заставит рациональных экономических агентов изменить свое поведение; при этом коэффициенты сместятся подобно тому, как сместилась кривая Филлипса, отражающая зависимость между безработицей, инфляцией и заработной платой, в ответ на предпринятые в 1962-1968 гг. попытки правительства США использовать эту зависимость в своей экономической политике.
Существует также мнение, что кейнсианская методология эконометрики не позволяет эффективно идентифицировать истинную структуру экономики. Сторонники этого мнения считают, что методы авторегрессии, с помощью которых структурные взаимосвязи между переменными выводятся исключительно из фактических опережений и отставаний относительно друг друга и не опираются ни на какую предварительно построенную теорию, скорее позволят обнаружить устойчивые закономерности, чем структурные эконометрические модели.
Сторонники активной политики с готовностью признают, что кейнсианские эконометрические закономерности приблизительны, непостоянны и могут меняться в результате больших изменений в политическом режиме. Но при этом они считают, что подобные «структурные» изменения, как правило, происходят редко, или постепенно, или и редко, и постепенно, — во всяком случае, коэффициенты достаточно устойчивы, чтобы их можно было считать пригодными для осторожного использования.
Они считают, что значительное государственное вмешательство оправдано только в том случае, если разрыв между совокупным спросом и его желательным уровнем уже достиг больших размеров или когда вероятность того, что такой разрыв может стать большим, достаточно высока. Если же разрыв небольшой или равновесие нарушено в незначительной мере, то и государство тоже должно принимать незначительные меры или вообще воздержаться от вмешательства. Конечно, ошибки могут быть и в этом случае.
Но, как подчеркивают сторонники активной государственной политики, у экономики должна быть поистине уникальная структура, и характер нарушений равновесия, которым она подвергается, должен быть совершенно особым, чтобы можно было считать оправданным выбор «пассивной» политики (например, политики постоянного темпа роста различных показателей денежной массы или использования фискальных инструментов строго в тех рамках, которые им предписывает неоклассическая теория).
Опыт США 1965-1981 гг. Противники активного вмешательства часто ссылаются на опыт США 1965—1981 гг. Но то, какой именно урок можно извлечь из этого опыта, в значительной мере зависит от того, является ли экономика США классической или кейнсианской. На самом деле, если экономика США является кейнсианской, то опыт 1961—1981 гг. не подтверждает правоты «антиактивистов».
Причиной ускорения темпов инфляции в США в период с 1965 по 1968 г. была вовсе не сверхгибкая политика государства, а нечто прямо противоположное, а именно — отказ правительства прислушаться к советам кейнсианцев и противопоставить чрезмерному давлению совокупного спроса повышение налогов и ужесточение условий предоставления кредита.
Скорее всего, именно этот отказ и произошедшее в результате него повышение темпов инфляции, которое сказалось как на работодателях, так и на работниках, и явились причиной того, что установленная в форме кривой Филлипса связь между безработицей и инфляцией с 1946 по 1965 г. вдруг потеряла устойчивость (подтверждая, таким образом, предсказанную Фелпсом — Фридменом акселерацию, хотя и не вполне подтверждая данное ими обоснование причин такой акселерации, которое у них сводилось к одним лишь ожиданиям). То, что избыточный спрос 1965—1968 гг. был вызван значительным ростом государственных расходов, а не непредвиденным изменением в объеме расходов частного сектора, делает политику отказа от настройки в той ситуации еще более вопиющей ошибкой.
Видеть причину всплесков инфляции, имевших место в 1970-х годах, и одновременного роста инфляции и безработицы в 1973—1975 и 1979—1981 гг., в активном вмешательстве государства — значит игнорировать вывод, вытекающий из современных кейнсианских моделей, включающих уравнение зарплаты в виде расширенной кривой Филлипса, в которой инфляция берется с лагом, и уравнение цен, чувствительное к изменению цен на сырье. Если в недавнем прошлом темп инфляции был неприемлемо высоким или если экономика испытала сильное шоковое воздействие роста цен на сырье (вспомним скачок цен на нефть в 1973-1974 гг. и в 1979 г.), то, как показывают современные кейнсианские модели, никакие традиционные меры фискальной или денежной политики не дадут хороших результатов ни по отношению к уровню производства и занятости, ни по отношению к инфляции.
Среди множества комбинаций «производство — занятость — инфляция», доступных Федеральной резервной системе, а также президентам Форду, Картеру и Рейгану, не было ни одной привлекательной. В отсутствие эффективной политики прямого сдерживания роста цен и заработной платы Форд и Картер (а также Федеральная резервная система) смогли бы добиться снижения темпов инфляции только ценой еще большего сокращения объема производства и еще большей (временной) безработицы.
А Рейган и Волкер смогли бы выйти на тот объем производства и уровень занятости, которые были намечены на 1981 г., только ценой сохранения высоких темпов инфляции. (Единственное объяснение, которое дает модель НКМ ускорению темпов инфляции в середине и конце 1970-х годов, заключается в том, что это был просчет Федеральной резервной системы. Последовательная политика сдерживания денежной массы, цели и задачи которой были бы донесены до всех участников экономического процесса, могла бы предотвратить любое ускорение инфляции практически без ущерба для производства и занятости. Из этой же модели следует, что Федеральная резервная система может останавливать инфляцию, практически ничем ради этого не жертвуя. Кейнсианские же модели утверждают, что лекарство от инфляции стоит дорого, что и подтвердилось опытом 1981—1984 гг.)