Люди, которых можно с культурной и биологической точек зрения отличить от других человекообразных, живут на Земле приблизительно 1,6 млн. лет. Вероятно, что биологические изменения за этот период образуют эволюционную последовательность: первобытный человек разумный, «Homo sapiens», в частности неандерталец, появился 125 000 лет назад, а анатомически современный человек — около 45 000 лет назад. Исследования показывают, что «Homo ereetus» изготовлял и использовал орудия и, возможно, начал использовать огонь примерно 700 000 лет назад.
Изменения, отмечаемые нами в доисторическом периоде, разграничивают менее и более совершенные технологии в пределах каменного века. Следовательно, мы можем сказать, что на протяжении всей эпохи своего существования на Земле человек успешно выживал как исключительно умелый охотник. И только недавно, в последние 8—10 тыс. лет (менее 1% времени своего существования на Земле), человек оставил кочевой образ жизни охотника и, осев в деревнях, начал выращивать урожай и приручать животных.
Трудно переоценить значение этой сельскохозяйственной или первой экономической революции для понимания того, кто мы есть и кем мы стали. Выбрав образ жизни пахаря и пастуха, человек сделал самый важный шаг по лестнице, ведущей к гораздо более сложной специализации, обмену, значительному росту избыточного продукта, возникновению государства и, наконец, промышленной революции.
Наши сведения о первобытном человеке ограничиваются остатками тех вещей, что от него сохранились. Тем не менее, в сочетании с результатами антропологических исследований жизни охотников-собирателей недавнего прошлого эти находки могут интерпретироваться как свидетельство того, что все элементы «богатства народов» в современном понимании: инвестиции в человеческий капитал, специализация и обмен, развитие прав собственности или института контрактов, даже загрязнение окружающей среды — развивались в течение этого обширного доисторического, досельскохозяйственного периода.
Какова же причина внезапного отказа от кочевой, охотничьей жизни? Мы не знаем ответа, поскольку не имеем достаточно сведений о переходе людей от охоты к земледелию. Этот переход можно назвать главной тайной человечества, поскольку благодаря ему стало возможным все то, что мы называем цивилизацией, все великие достижения промышленности, науки, искусства и литературы, которые возникли, образно говоря, за последние несколько минут человеческого дня на этой планете.
Тем не менее, существуют факторы, определявшие пути эволюции человека от его ранних форм до современного «Homo sapiens» и его интеллектуальное и социальное развитие. Их существование предполагает преемственность между доземледельческим, охотничьим периодом палеолита, земледельческим и всеми последующими периодами.
Человек - охотник и собиратель. Существует много распространенных представлений об образе жизни охотника-собирателя, повторявшихся в академической литературе на протяжении нескольких сотен лет и нашедших свое отражение в массовых заблуждениях современного человечества относительно своего доисторического прошлого. До недавнего времени эти представления определяли даже воззрения профессиональных антропологов на то, как происходило «выживание» охотника-собирателя.
В этих представлениях недооценивается, очевидно, всегда существовавшая человеческая способность реагировать на изменения в окружающей среде, заменяя старые ресурсы (труд, капитал, знания) на новые, разрабатывая новые продукты взамен старых, когда их цена (усилия, необходимые для их производства) изменялась.
Со времен Гоббса преобладало мнение о том, что жизнь в естественном состоянии была «одинокой, нищей, отвратительной, жестокой и короткой». Более точное представление (хотя и неприменимое ко всем аборигенским обществам) состоит в том, что общества с охотничьей культурой были относительно изобильными. Полученные ранее обширные данные о сохранившихся до наших дней охотниках-собирателях показывают, что, за редким исключением (эскимосы Нетсилик), их питание было как минимум стабильным, а то и излишним.
Африканские бушмены племени кунг населяли северо-западную область пустыни Калахари — весьма неблагоприятную среду обитания, в которой засухи случались каждый второй или третий год. Но такие условия скорее изолировали племя кунг от соседей-земледельцев, чем обрекли его на животное существование. Взрослые обычно работали 12—19 ч в день, добывая пищу. Как во всех подобных обществах, женщины в основном собирали, а мужчины охотились. Количество получаемых таким образом протеинов и калорий в несколько раз превосходило различные нормы питания.
Собирательство было более надежным и продуктивным занятием, и женщины производили более чем вдвое больше пищи в час (в пересчете на калории), чем мужчины. Этот рабочий день обеспечивал и мужчинам и женщинам свободное время — отдых, развлечения, посещение гостей и для мужчин — ритуальные танцы. Примерно 40% населения составляли дети, холостые взрослые (15—25-летнего возраста) или пожилые (более 60 лет), которые не вносили вклад в общее пропитание и которых не заставляли это делать.
Похожую макроэкономическую картину представляла собой жизнь племени Хазда в Танзании. Как крупные, так и мелкие животные там были многочисленны, и на всех — за исключением слонов — Хазда охотились. Охотой занимались мужчины и мальчики в одиночку, полагаясь в основном на отравленные стрелы. В среднем Хазда затрачивал не больше 2 ч в день на охоту. Основным видом препровождения времени у мужчин были азартные игры, занимавшие больше времени, чем охота.
Другие племена Африки, Австралии, северо-западной части Тихого океана, Аляски, Малайского архипелага и Канады, промышлявшие охотой (или рыболовством), сравнительно хорошо приспособились к этому образу жизни. Недоедание, голодание и хронические болезни были редкостью, хотя вероятность случайной гибели и была в некоторых случаях высока, например у эскимосов.
Мнение о том, что жизнь в каменном веке была невыносимо тяжела, никак не подтверждается произведенными в прошлом веке многочисленными этнографическими исследованиями доживших до того времени охотничьих обществ. За немногими исключениями подобные общества жили вполне неплохо и не торопились менять образ жизни в пользу земледелия либо скотоводства, которым занимались их соседи.
Похожа ли была жизнь в каменном веке на эту современную картину, нельзя сказать наверняка, но очевидно, что мнение о том, что охота по определению связана с чрезвычайно тяжелыми условиями жизни, не подтверждается. Экономика охотников палеолита, несомненно, обладала высокой степенью выживаемости в мире, гораздо более обильном дичью по сравнению с предшествовавшими эпохами, начиная с массового вымирания животных в позднем плейстоцене. Таким образом, в то время могло существовать большое число зажиточных обществ.
Хотя и естественно предположить, что уникальность человека является следствием его интеллектуального превосходства, его хорошие физические характеристики, похоже, сыграли важную роль в становлении его как суперхищника по отношению ко всем остальным видам. То, что было дано ему от природы, кое-что значило бы даже при отсутствии инвестиций в орудия и человеческий капитал, необходимый для их изготовления и использования. Как заметил Дж. Б.С. Хоэлдейн, только человек способен проплыть милю, пройти двадцать миль и затем забраться на дерево.
Добавьте к этому способность пробежать милю за четыре минуты, непревзойденную выносливость при беге на длинные дистанции, способность унести ношу больше собственного веса, способность жить на больших высотах, способность американских индейцев буквально загнать лошадь или оленя, преследуя его по пятам, невероятные достижения акробатов и гимнастов и, наконец, ловкость пальцев и координацию, необходимую для того, чтобы выдоить корову, — и мы получаем портрет вида, обладающего потрясающим физическим превосходством над конкурентами.
Похоже, основы этого физического превосходства человека обеспечивались его прямохождением и его знаниями. В результате человек на трех континентах успешно охотился даже на различных гигантских хоботных (мастодонтов, мамонтов, слонов).
Предположение о том, что первобытные люди были слишком щуплыми и немногочисленными, чтобы оказать заметное влияние на окружающую их среду, недооценивает уникальную способность людей использовать орудия, огонь, высокую подвижность этого вида, то, что около 8000 г. до н.э. люди заселили Землю полностью (за исключением Мадагаскара, Новой Зеландии и Антарктиды).
Археологи свидетельствуют, что люди были прирожденными охотниками на крупную дичь. Они охотились на мамонтов, мастодонтов, лошадей, бизонов, верблюдов, ленивцев, северных оленей, антилоп, благородных оленей, туров и других крупных млекопитающих на протяжении минимум 30—40 тыс. лет и оставили это занятие только с началом массового вымирания животных, которое затронуло большую часть планеты 8—12 тыс. лет назад. Пол Мартин объяснял это вымирание тем, что люди истребляли слишком много животных во время охоты. Естественным аргументом в пользу такой точки зрения является то, что остальные гипотезы и самая убедительная из них — гипотеза о перемене климата не объясняют всемирного характера этого вымирания, начавшегося в Африке и, возможно, Юго-Восточной Азии 40-50 тысячелетий назад, потом распространившегося на север через Евразию 11—13 тыс. лет назад, переместившегося в Австралию, возможно, 13 тыс. лет назад и вступившего на территорию Северной Америки 11 тыс. лет, а затем Южной Америки 10 тыс. лет назад. Последние подобные вымирания произошли в Новой Зеландии 900 лет назад (несколько видов нелетающих птиц моа) и на Мадагаскаре 800 лет назад, вскоре после позднего проникновения человека на эти острова.
Использование человеком огня как инструмента контроля и распоряжения природными ресурсами имело глубокое влияние на окружающую человека среду. Несколько авторов, изучавших формы подсечно-огневого земледелия первобытных людей, заключили, что трава, которой покрыто большинство великих степей мира, выросла в результате устроенных человеком поджогов. Там, где климатические условия сильно благоприятствуют росту деревьев, регулярное выжигание служит отбору таких видов деревьев как сосны. Возникновение сосновых лесов в южной части штата Нью-Йорк и дальше к западу приписывают подсечно-огневому земледелию индейцев.
Попытки современного человека предотвратить пожары, случающиеся теперь почти всегда из-за молний, возможно, привели к большим экологическим бедствиям, чем контролируемое использование огня, свойственное аборигенам. Периодические пожары предотвращают образование подлеска, который впоследствии может служить пищей особо сильному лесному пожару, который уничтожит всю лесную растительность.
Третьим видом экологического влияния, оказываемого первобытными людьми, был перенос ими семян растений в ходе своих миграций. Это занесло некоторые экзотические виды растительности в новые районы. Археологи часто замечали соответствие распространения некоторых видов растений местам древних стоянок и жилищ. Например, широкое распространение дикого кабачка, который собирали ради семян, связано с деятельностью людей.
Привнесение несвойственных конкретной местности видов способно вызвать и вызывало серьезные изменения в окружающей среде в наше время. Этот феномен имеет древние корни, и, возможно, он был гораздо более разрушителен в то время, когда первобытные люди передвигались из одного «первозданно нетронутого» района в другой.
Чтобы достичь успеха, охотнику-собирателю необходим человеческий капитал, который обычно ассоциируется только с представителями сельскохозяйственных и индустриальных обществ: обучение, передача знаний, разработка орудий и социальная организация. Всестороннее изучение того, как аборигены используют огонь в охоте и собирательстве, показывает, что первобытные люди знали о репродуктивных циклах кустарников и трав и использовали огонь, чтобы поддержать рост и цветение нужных им растений и подавить рост нежелательных.
А для этого необходимо знать, когда, где, как и насколько часто применять выжигание, чтобы сохранить и поддержать запас ресурсов, делающих собирательство эффективным и производительным способом существования. Первобытные люди знали, что время вегетации полезных растений можно приблизить выжиганием, разогревающим землю, что в засушливую погоду огонь нужно разводить на вершинах холмов, чтобы избежать неконтролируемого пожара, но когда воздух влажен, огонь нужно разводить в низменностях, чтобы не дать ему потухнуть.
Они знали, что выжигание густого подлеска помогает росту дубов, желуди которых были пищей для людей и привлекали лосей, которым густой подлесок не нравится, что оленей и других животных привлекают нежные молодые побеги, которые вырастают после выжигания старых.
Жить охотой — значит заниматься деятельностью, требующей больших затрат интеллекта, физических сил, определенных технологий, навыков, социальной организации, определенного разделения труда, знания повадок животных, привычки к наблюдениям, изобретательности, способности решать проблемы, нести риск и высокой мотивации, так как ценность выигрыша и цена ошибки очень велики. Такие исключительные требования к охотнику могли быть хорошим средством эволюционного отбора и повлиять на развитие интеллекта и генетического фонда, которые способствовали последующему быстрому созданию человеком современной цивилизации. Этот естественный отбор мог быть усилен широко распространенной у аборигенов практикой предоставлять лучшим охотникам много жен.
Именно в роли охотника человек научился учиться. В частности, он понял, что маленьких мальчиков надо учить целенаправленному наблюдению и знакомить их с поведением и анатомией животных. Из того, что стада копытных перемещаются по дуге, вытекало, что можно быстрее настичь их, следуя по хорде. Знание повадок животных заменяло развитие оружия. Даже с оружием позднего доземледельческого периода (копья, лук и стрелы, гарпун) охотнику нужно было подойти к жертве на десять ярдов для верною выстрела.
А для этого нужно было часами ждать, скорчившись на земле, когда переменится ветер или животное встанет поудобнее или, например, когда мамонт зайдет поглубже в трясину на водопое. Оружие изменялось, когда люди переключались на новую дичь. Так, наконечник копья культуры Кловис — распространенная находка в Северной Америке — использовался в охоте на мамонтов и мастодонтов 11—12 тыс. лет назад.
Затем был изобретен наконечник культуры Фолсом для охоты на крупного, теперь вымершего бизона «Bison antiquus». Он уступил свое место наконечнику культуры Скотсблафф, которым охотились на несколько меньшего, теперь также вымершего «Bison occidentalis». Эти факты говорят о наличии высокой специализации, которая требует новых форм человеческого и физического капитала, приспособленных для охоты на новую жертву.
Факты, свидетельствующие об организации, требующейся для успешной охоты, были найдены в ходе раскопок на участке Олсен-Чаббак в штате Колорадо, где выкопанные остатки костей и наконечников копий типа Скотсблафф указывают на то, что около 8500 лет назад пара сотен «Bison occidentalis» были загнаны в русло высохшей после сезона дождей реки 5—7 футов глубиной. Вооруженные охотники, расположившиеся с обеих сторон бегущего стада, устроили настоящую бойню.
Модели поведения первобытного человека часто строились исходя из «культурных факторов», а не аксиом рационального экономического поведения. Однако тот бушмен племени кунг, который, отвечая на вопрос, почему они до сих пор не занялись земледелием, сказал: «А зачем нам что-то сажать, когда в мире так много орехов монгонго?», явно признавал важность такого принципа, как подсчет альтернативных издержек.
Этот бушмен, как я бы предположил, дал ответ на известный вопрос науки: почему человек-охотник оставил то занятие, которое так верно ему служило 1,6 млн. лет и к которому он так приспособился (об этом говорит растущее усложнение его оружия по мере того, как он развивался из «homo erectus» в анатомически современного «homo sapiens»)? Человек не бросил бы охоту и собирательство, если бы не изменились условия его взаимодействия с природой и охотничий образ жизни не стал бы более затратным, чем сельскохозяйственный.
Эта гипотеза не исключает влияния «культуры» на поведение первобытного человека. Описание охотников-собирателей как субъектов, стремящихся поддержать свой престиж, не противоречит гипотезе о том, что человек, как и природа, ведет себя «экономично». Высокий престиж, придаваемый охоте, может быть просто тонким способом рекламы, пропаганды охоты и связанных с ней технологий как оптимального образа жизни, в результате которой каждому новому поколению нет нужды заново открывать это для себя.
Мифы о великих охотниках, баснословной добыче, жестоких наказаниях за утраченное мастерство, об убийстве курицы, несущей золотые яйца, являются частью устной традиции, с помощью которой данная экономическая система сохраняет свой человеческий капитал.
Гипотеза, считающая сельскохозяйственную революцию следствием падения производительности охоты и собирательства по сравнению с сельским хозяйством, вполне совместима с тем фактом, что этот культурный сдвиг: а) произошел в разное время в разных частях света с сохранением в ряде мест маленьких охотничьих анклавов; б) не был окончательным и бесповоротным для каждого племени.
Что касается пункта а), то волна массового вымирания наземных животных имела место на протяжении периода в несколько тысяч лет, и потому относительное падение эффективности охоты поразило разные районы в разное время. Кроме того, люди в разных природных условиях с разными альтернативными издержками должны были выработать разные механизмы адаптации: некоторые могли остаться собирателями и охотниками на мелкую дичь, а другие — перейти к рыболовству или остаться рыболовами в районах, непригодных для сельского хозяйства (как алеутские эскимосы и индейцы с северо-восточного побережья Тихого океана).
В подтверждение пункта б) можно отметить, что ввоз испанцами лошадей в Северную Америку (лошади вида «Equus caballus» были ввезены всего лишь через 8000 лет после того, как другие представители этого рода были уничтожены в обеих Америках) серьезно преобразовал образ жизни равнинных индейцев. На северных равнинах «воинственные» шайены, каких позже назвали европейцы, и племя арапаху быстро оставили свои деревни, забыли свое гончарное ремесло и садоводство и стали кочующими охотниками на бизонов.
Очевидно, продуктивность сельского хозяйства уступала резко увеличившейся производительности охоты на бизонов, которая стала возможной благодаря технологическим переменам, совместившим лошадь с луком и стрелами. К югу, где сезон вегетации длиннее и климат более благоприятен, индейцы пони, начав охотиться на бизонов, продолжали выращивать маис, став смешанным охотничье-сельскохозяйственным обществом.
Юго-западные апачи, которых Коронадо в 1541 г. назвал охотниками на бизонов, просто внедрили лошадей в свою ранее существовавшую охотничью культуру. Обширные лагеря из бизоньих шкур, увиденные первыми европейцами, пересекшими равнины, были продуктом уже технологически перевооруженных коренных американцев, многие из которых только недавно отошли от сельскохозяйственного образа жизни.